Карл Май - Виннету Страница 4

!!!!!Скакун сделал прыжок.

— Если вы этого хотите, я охотно опять приду к вам, — ответил я.

С тех пор как я слез с лошади, Генри не сказал ни одного слова и только смотрел на меня, качая головой. Теперь он всплеснул руками и воскликнул:

— Это действительно совсем особенный, необыкновенный грингорн! Чуть не до смерти заморил лошадь вместо того, чтобы самому быть сброшенным на песок! Кто вас этому обучил, сэр?

— Случай, благодаря которому мне подвернулся полудикий венгерский жеребец, никому не позволявший садиться на свою спину. Я его мало-помалу обуздал, хотя и рисковал при этом жизнью.

— Благодарю покорно за такое удовольствие! Я предпочитаю свой старый, набитый войлоком стул, который ничего не имеет против того, чтобы на него садились… Идемте! У меня даже голова закружилась! Но я не напрасно заставил вас стрелять и ездить верхом, на это можете положиться.

Мы пошли домой каждый к себе. В продолжение этого и следующих двух дней мистер Генри не приходил к нам, и я также не имел возможности навестить его. Только на четвертый день он зашел ко мне после обеда — знал, что я был свободен.

— Хотите со мной прогуляться? — спросил он.

— Куда?

— К одному джентльмену, который хочет с вами познакомиться.

— По какому случаю?

— Нетрудно догадаться: он никогда еще не видел ни одного грингорна!

— В таком случае я иду. Пусть он узнает, кто мы такие!

У Генри было в тот день очень лукавое выражение лица: наверняка приготовил мне какой-то сюрприз. Мы долго шли по разным улицам, пока наконец он не привел меня в какую-то контору. При этом он вошел так быстро, что я не успел прочитать надписи золотыми буквами, красовавшейся на окнах. Все же мне показалось, что я видел слова «офис» и «геодезия». Вскоре выяснилось, что я не ошибся.

В конторе сидело трое мужчин. Они встретили мистера Генри очень вежливо и радушно, а меня — с нескрываемым любопытством. На столе лежали карты, планы и среди них всевозможные землемерные инструменты. Мы находились в геодезическом бюро.

Мне была совершенно непонятна цель нашего прихода. Генри не делал заказов, не наводил справок — казалось, он пришел исключительно ради дружеской беседы. Скоро беседа эта приняла оживленный характер, и мы совершенно незаметно заговорили об окружающих предметах. Мне это было на руку, так как я мог принять большее участие в разговоре, чем если бы говорили о незнакомых мне американских делах.

Казалось, Генри чрезвычайно заинтересовался землемерным искусством; он хотел знать обо всем. Я так углубился в разговор, что, в конце концов, должен был только отвечать на вопросы, объяснять применение всевозможных инструментов и описывать способы черчения карт и планов. Должно быть, я был настоящим грингорном, ибо вовсе не догадывался о намерениях мистера Генри. Только высказавшись о сущности и различиях координатных, полярных и диагональных методов, о периметрической триангуляции, я заметил, что Генри тайком переглядывается с остальными присутствующими; мне это показалось подозрительным, и я встал, намекая этим Генри, что хочу уйти. Он не стал возражать, и нас проводили еще более приветливо, чем встретили.

Когда мы отошли настолько, что нас не могли уже видеть из бюро, Генри остановился, положил руку мне на плечо и сказал весьма довольным тоном:

— Сэр, молодой человек, грингорн! Вы мне доставили сегодня большую радость! Я прямо горжусь вами!

— Почему?

— Потому что вы превзошли ожидания этих господ и мои рекомендации!

— Рекомендации? Ожидания? Я вас не понимаю.

— И не надо. Дело, однако, очень простое. Вы недавно утверждали, что кое-что понимаете в землемерном искусстве; желая узнать, не сочиняете ли вы, я привел вас к этим джентльменам — моим хорошим знакомым — на испытание, и вы его выдержали с честью!

— Сочиняю? Мистер Генри, если вы считаете меня способным на это, я к вам больше не приду!

— Какой вы странный! Разве вы хотите лишить меня, старика, радости, которую я испытываю, глядя на вас… ведь вы же знаете: из-за вашего сходства с моим сыном! Были ли вы еще у барышника?

— Да, я бываю там каждое утро.

— И объезжали чалого?

— Разумеется!

— Ну, будет ли толк из лошади?

— Надеюсь. Сомневаюсь только, сможет ли будущий ее владелец справиться с ней так же хорошо, как я. Лошадь привыкла только ко мне: всякого другого она сбрасывает.

— Весьма, весьма рад! Очевидно, она хочет носить на своей спине только грингорнов. Пойдемте по этой боковой улице! Там я знаю замечательный ресторанчик, где можно хорошо поесть и еще лучше выпить. Отпразднуем экзамен, так превосходно выдержанный вами сегодня!

Я не мог понять мистера Генри. Он совершенно изменился. Этот одинокий, сдержанный человек хотел идти в ресторан! У него было совсем другое лицо, а голос звучал радостнее и звонче, чем раньше. «Экзамен», сказал он. Слово поразило меня, но тут оно, очевидно, ничего особенного не означало.

С этого дня он стал ежедневно посещать меня и обращался со мной, как с дорогим другом, которого боятся потерять. Все же это не давало мне возможности кичиться его вниманием: мою спесь он мгновенно сбивал тем самым роковым словом «грингорн»!

Странно, что в то же самое время изменилось отношение ко мне семьи, в которой я жил. Родители стали более внимательными, дети — более ласковыми. Я ловил тайно обращенные на меня взгляды и не мог их понять — казалось, они выражали и любовь, и сожаление одновременно.

Спустя приблизительно три недели после нашего странного посещения землемерной конторы, хозяйка попросила меня остаться к ужину дома, несмотря на то, что этот вечер был у меня свободен. Она мотивировала это тем, что придет мистер Генри и, кроме того, приглашены два джентльмена, один из которых — Сэм Хоукенс — знаменитый вестмен. Мне, грингорну, его имя ничего не говорило, но все же я был рад впервые познакомиться с настоящим и к тому же еще прославленным вестменом.

Будучи своим человеком, я, не дожидаясь удара гонга, заглянул в столовую. С удивлением я заметил, что стол был сервирован не по-обычному, а точно для какого-то торжества. Маленькая пятилетняя Эмми находилась одна в помещении; она хотела полакомиться и засунула палец в ягодный компот. Как только я вошел, она быстро вытащила его из компота и, недолго думая, вытерла о свои светлые волосы. Я погрозил ей, она же подскочила ко мне и начала что-то шептать мне на ухо. Желая загладить свою вину, она сообщила мне тайну, от которой щемило ее сердечко. Мне казалось, что я ослышался, но она повторяла все те же слова: «Ваши проводы, ваши проводы, ваш прощальный ужин».