Карл Май - Завещание Инки Страница 54

— Тихо, сеньоры, я, кажется, что-то слышу — Он опять прислушался и добавил: — Сюда едут какие-то всадники. Надо сделать так, чтобы наши лошади не заржали.

И опять все ему подчинились — зажали ноздри своим лошадям. Инка не ошибся. Вскоре можно было, уже не прижимая ухо к земле, расслышать не только стук лошадиных копыт, хотя и приглушенный травой, но и голоса двух тихо переговаривающихся между собой людей. Говорили по-испански.

— А мы не заблудимся в такой темени? — спросил один из них. — Не представляю, как мы сможем найти маленькую дырочку в таких густых зарослях!

— Антонио Перильо! — шепнул Отец-Ягуар Херонимо. — Я узнал его голос.

— Не к чему так беспокоиться, сеньор! — ответил эспаде его спутник. — Эти места я знаю как свои пять пальцев, найду по следу копыта любую лошадь. Мы не заблудимся. Здесь растет высокое дерево с развесистой кроной, за которым начинается лес. Сейчас мы его увидим.

И через некоторое время донеслась новая фраза:

— Вот оно, это дерево. От него надо, как по линейке, пройти несколько шагов вправо, там и будет прогалина.

И они снова растворились в ночи…

— Спасибо фортуне, позаботилась о нас, — сказал Херонимо, — мы ведь чуть было у того самого дерева не встали. А что теперь будем делать?

— Ждать! — твердо сказал Отец-Ягуар. — Пока все они не соберутся, нам лучше всего не шевелиться. Кстати, Херонимо, а тебе не показался знакомым голос второго всадника?

— У меня такое чувство, что я где-то однажды уже слышал этот голос, но я затрудняюсь сказать точно, где именно и кому он принадлежит.

— Ну так я тебе это скажу. Того, кто отвечал Антонио Перильо, зовут Эль Брасо Вальенте, или Бесстрашная Рука, это вождь абипонов.

— Карамба! Точно, это его голос! И он взял в плен тех немцев! Нет, этот ни за что не отпустит их по-хорошему.

— Вот тут ты как раз и ошибаешься, Херонимо, он способен на великодушные поступки. Когда-то мы с Бесстрашной Рукой были даже дружны, но те времена, увы, миновали безвозвратно, боюсь, что сейчас его действительно не уговоришь отпустить пленников добровольно.

— Я и говорю: надо заставить его сделать это.

— Силой его невозможно заставить что-либо сделать, он ведь не из тех простаков, кого без особых усилий можно вынудить плясать под твою дудку. И, вообще, я не считаю нужным непременно проливать кровь, когда можно достичь своей цели без особых усилий с помощью одной только хитрости.

— А! Догадываюсь, о чем ты: решил снова применить один из своих знаменитых фокусов?

— Да. Поможешь мне?

— Спрашиваешь!

— Итак, мы должны исходить из особенностей местности и их стоянки…

— Я, может быть, забегаю вперед, но скажи: а что мы будем делать, когда освободим их?

— Спокойно поскачем дальше.

— Да? А как же восстание, которое они готовят?

— А что восстание? Нас это не касается.

— Как это так? Нас не касается то, что затрагивает интересы нашего президента? Неужели ты сможешь спокойно смотреть на то, как его свергнут, а может быть, даже и убьют?

— До этого дело не дойдет. Хотя я и не знаю, кто стоит во главе мятежников, но думаю, что вряд ли какой-то не в меру вспыльчивый малый только на этом основании сможет тягаться с генералом Митре. Несерьезно все это, поверь мне.

— Возможно, даже очень вероятно, что именно так все и обстоит. В этой стране жизнь течет от революции до революции, многие из них были подавлены, подавят, без сомнения, и эту. Нас, может быть, и не касается, кто тут прав, а кто виноват, но ты же всегда был против любого насилия, а тут обязательно опять прольется кровь. Неужели ради того, чтобы предотвратить это, сохранить многим белым людям жизнь и свободу, не стоит вмешаться?

Отец-Ягуар вполне разделял благородное негодование своего товарища и тем не менее решил сделать еще одну попытку немного охладить его пыл:

— Но это же опасно для нас.

— Ну и что? А как же иначе? Нет, я тебя не понимаю, просто не узнаю. Ты же никогда не был трусом. А скажи — разве мы не рискуем, отправляясь ночью в лагерь свирепых абипонов, чтобы спасти двух твоих соотечественников? Отнюдь не исключено, что нас заметят, начнут стрелять. Ты что же, не ответишь тем, кто будет стрелять в тебя?

— Отвечу Но в данном случае это будет вынужденное с моей стороны действие Пойми, я в принципе против того, чтобы убивать людей, кто бы они ни были, индейцы или белые, но если на тебя нападают, не защищаться — глупо и так же глупо отказываться от осуществления благородной цели только из-за того, что ее нельзя достичь без перестрелки.

— Эти свои принципы, Карлос, которые ты вынес с севера, здесь лучше забыть Нет, они, разумеется, прекрасны. И их, конечно, вполне можно применять по отношению к добропорядочным в целом людям, которые кое в чем позволили себе немного согрешить. Но не по отношению же к этим индейцам! Они выходят по ночам из дебрей леса только для того, чтобы грабить и убивать спящих Они пользуются стрелами, пропитанными смертельным ядом, и, значит, не имеют права ни на сочувствие, ни на снисхождение. У меня руки чешутся показать им, что это такое — ссориться с Отцом-Ягуаром и его людьми!

— Ладно! Сначала мы освободим пленников, а там будет видно, что делать дальше

— Сколько человек ты возьмешь с собой?

— Еще не решил, но, скорее всего, тебя одного. Чем меньше народу в этом будет участвовать, тем легче мы достигнем своей цели

Отец-Ягуар и Херонимо разговаривали во весь голос, ни от кого не таясь, так что все их спутники прекрасно слышали каждое слово. У любого из них имелось собственное мнение относительно того, как лучше провести вылазку в стан врага, и каждый, естественно, хотел в ней участвовать, но никто и не подумал о том, чтобы как-то вмешаться в разговор или повлиять на решение Отца-Ягуара. Таков был негласный закон их равноправного сообщества сильных и мужественных людей, среди которых Отец-Ягуар был просто первым среди равных, и оспаривать это первенство они никогда не стали бы: оно было доказано делом

Старый Ансиано не был бы настоящим инкой, поддайся он влиянию этого закона

— Сеньор, мне кажется, вам ни к чему так рисковать. Возьмите нас с внуком. Вы же знаете, на что мы способны, — с достоинством заметил он.

Отец-Ягуар помолчал несколько секунд, потом задумчиво произнес:

— Да, я знаю: вы умеете неслышно подползти к дикой ламе, накинуть сеть на кондора, когда он этого совершенно не ожидает, но я никогда не видел, чтобы вы незаметно подбирались к человеку. Ладно! Я все же возьму вас с собой, поскольку вы точно знаете то место, где они встали лагерем. Главное — нельзя недооценивать абипонов как противника, имейте в виду: они привыкли держаться всюду и всегда настороженно, а ночью они эту свою настороженность удваивают, их уши становятся не менее чуткими, а зрение не менее острым, чем у индейцев Северной Америки.