В. Яценко - В горах Памира Страница 16

Высота по-разному сказывается на людях. Обычно люди, впервые попавшие в горы, начинают испытывать неприятные ощущения, начиная от 3000 м. Однако бывали случаи заболевания горной болезнью и ниже. Даже и тренированные альпинисты по-разному переносят недостаток кислорода[21].

Ашот Альбертович рассказал нам, что с 1934 г. ежегодно на склонах Эльбруса работают научные работники, изучающие причины горной болезни и средства борьбы с ней. В этих работах принимал участие и он. За прошедшие годы был собран богатый экспериментальный материал, позволяющий сделать ряд заключений о химических изменениях в организме в результате воздействия высоты и акклиматизации и указать первые пути активной борьбы с горной болезнью (создание лучших условий для снабжения тканей организма кислородом, установление рода пищи для высокогорного режима и т д.). Все эти работы производятся в знакомых мне по 1936 г. местах: на «Кругозоре» (3200 м), на «Приюте девяти» (4250 м), наконец, на седловине (5300 м). Отдельные кратковременные опыты проводились и на восточной вершине Эльбруса (5595 м). Работы нашей экспедиции, носящие стационарный характер и проводящиеся на высоте порядка 6000 м, до сих пор являются единственными.

Минувшей ночью заболел И. Шигарин. Ослабленный действием высоты, его организм потерял сопротивляемость. В одной палатке со мною помещается Ашот Альбертович и больной. С середины ночи Шигарин почувствовал себя плохо. Его затрудненное дыхание, перемежающееся резкими хрипящими вдохами, к утру стало особенно тяжелым. Он все время жаловался на недостаток воздуха. Ашот Альбертович всю ночь не спал и, как заботливая мать, всячески старался облегчить страдания больного. Утром он констатировал у него воспаление легких и настоял на немедленной эвакуации больного. Вскоре Шигарин в сопровождении Блещунова отправился вниз к перевалу Ак-байтал. Оттуда он на машине уехал на биостанцию, где находился под наблюдением врача Мургабской больницы.

Жизнь нашего лагеря, несмотря на внешнее однообразие, полна переживаний. Обсуждение многих вопросов текущей работы и перспектив похода на ледник Федченко вызывают подчас бурные споры. Наш темперамент южан во все привносит избыток страстности.

Жаловаться на безделие нам не приходится. Наш день загружен полностью, и это обстоятельство, с точки зрения активной акклиматизации, имеет первостепенное значение. Восход солнца мы встречаем на ногах. У нас существует разделение труда: дело «жрецов» науки заниматься исследованиями, задача альпинистов создать им все условия для этого. Эта формула определяет распорядок нашего дня и наши обязанности.

Холодное утро. Осколки льда отлетают в стороны и больно режут кожу лица, но Владимир Гарницкий и Валентин Губский упорно вырубают во льду прорубь и набирают в ведра воду для Заленского и Костенко. Ботаники окоченевшими от холода руками разливают воду по стеклянным приборам. Каждый день в них нужно сменять воду. Кроме того, если оставить в приборах воду на ночь, она, замерзая, может их разорвать.

Заленский негнущимися пальцами записывает, показания, Костенко взвешивает на весах растения с точностью до долей грамма. Работа кипит. Согнувшись над ворохом спальных мешков, Лернер и Рыскин отогревают реактивы. Работа продолжается непрерывно, и только, когда солнце прячется за тучи, делается перерыв. Наблюдения могут производиться лишь при наличии солнечных лучей.

На долю Рыскина выпала ответственная задача – он должен наблюдать за состоянием погоды. Правда, он еще не опытен в этом деле и, вместо измерения температуры кипения воды, он пытался вчера производить измерения в горячей рисовой каше. Вскоре его научная работа бесславно закончилась: во время измерения температуры поверхности земли он разбил термометр, а другие ему не доверили.

Как только кто-либо из нас, альпинистов, освобождается от обслуживания научных работников и работ по лагерю, небольшие группы выходят в непродолжительные тренировочные вылазки в различных направлениях. Если мы уже привыкли к высоте и хорошо ее переносим, то другие «неприятности» нас все же донимают. С увеличением высоты уменьшается содержание влаги в воздухе. На и без того сухом Памире это доставляет много неприятных и порой мучительных ощущений: рот и гортань пересыхают до того, что иногда невозможно повернуть язык. Солнце обжигает кожу: наши лица и руки воспалены, губы опухли и потрескались. Мы расходуем «глетчерную» мазь и вазелин в огромных количествах.

Но вот день кончается. Все снова собрались в лагере. Все приборы приводятся в порядок, выливается вода, с таким трудом доставаемая нами утром. Ботаники в это время в палатке-лаборатории подводят итоги своей дневной работы. Известную часть времени, причем не малую, Ашот Альбертович посвящает своим наблюдениям над нами. По-моему, Заленский и Костенко меньше «мучили» свои подопытные растения, чем Ашот Альбертович нас.

И только вечером, когда залезаем в спальные мешки, мы предоставлены самим себе.

Дни стоят безоблачные. Мы не устаем снова и снова рассматривать широкую панораму, открывавшуюся из нашего лагеря. На востоке снежные вершины постепенно исчезают, уступая место монотонному пейзажу долин Восточного Памира. Бесснежные, округлые гряды гор занимают всю видимую отсюда часть китайской территории. Одна из типичных для этих мест долин видна невдалеке внизу. По ней течет река Ак-байтал. Долина уходит сначала на северо-восток, а затем поворачивает на юг. Узкая, едва заметная отсюда лента Памирского тракта перерезает одно из понижающихся ответвлений Музкольского хребта, спускается в долину и тянется вблизи реки. Долина окаймлена цепью холмистых возвышенностей, которые своей сглаженной формой кажутся неестественными и скорее походят на вылепленную рукой человека рельефную карту.

В нескольких десятках километров на восток серое однообразие безжизненных склонов вдруг упирается, как в барьер, в ледяную стену Сарыкольского хребта. Несмотря на расстояние, отделяющее нас от этого хребта, его ледяные массы, блестящие в лучах солнца, кажутся совсем близкими. Но еще выше этой ледяной гряды, воздвигнутой природой на восточном рубеже Памирского нагорья, поднимается трехглавый массив вершины Музтаг-ата. Она стоит восточнее Сарыкольского хребта в одном из отрогов Кашгарских гор. На высоту 7433 м поднимается ледяной венец этой вершины.

О.Заленский ведет наблюдения в Высотном лагере

По утрам голубой лед западных склонов вершины покрыт легкой и нежной тенью. Его окаймляет сверкающая в солнечных лучах линия контура вершины, освещенная с востока. Местные жители дали этой вершине красивое и, я бы сказал, поэтическое название – Музтаг-ата, что означает «Отец ледяных гор».