Лебеди летят над тайгой - Семён Михайлович Бытовой Страница 19

— Странно, — почему так получалось? — подумал я вслух.

— Тут-то и главный секрет, — вмешался Цыганков. — Над этим и должны думать наши ученые. Конечно, возможно, в будущем все выяснят. А у нас, сами видели, инструкции... Как можно больше выкопать хороших, здоровых корней высшего класса.

— Попробуй принеси нашему приемщику Кислицыну пересаженный корень, он его сразу же в брак определит, — вставил Лемешко. — К диким таежным корням и то, как принесем, придирается.

— Что ж, служба не дружба, — возразил Никита Иванович. — Поставь тебя на его место, все то же будет.

— Но ведь лечебные свойства женьшеня различных классов, видимо, одни и те же, — заметил я.

— То есть? — спросил Цыганков.

— А вот, скажем, во время выкопки хорошего корня случайно оторвали мочку на здоровом теле упие, — неужели от этого его лечебные свойства стали хуже?

— Нет, конечно, но наш Кислицын справедливо определил бы такой упие в третий класс, потому что с оторванной мочкой корень начнет быстро загнивать, — пояснил Цыганков.

Чем дальше мы уходили, тем больше стало попадаться деревьев с засечками. Наши корневщики читали их, как книгу. Я уже знал, что поиски женьшеня начинаются в тех именно местах, где когда-то его добывали старые искатели. Ведь женьшень, как мы уже знаем, обычно растет семьями. Где когда-то находили один корень жизни, вероятнее всего, с годами вырос поблизости другой. Давно, много лет назад, со зрелого растения упали плоды. Они покрылись слоем прелых листьев, проросли, и медленно стали подниматься вверх молодые стебельки среди густых, непроходимых зарослей.

Мне, человеку здесь новому, вначале казалось, что на любом северном склоне сопки можно начать поиски женьшеня, и я несколько раз во время нашего похода ждал, что вот, наконец, Никита Иванович отдаст распоряжение приступить к делу. Ведь нам не раз попадались северные склоны сопок, каменистые распадки, заросли папоротника и актинидий среди обширных участков кедрового леса, где обычно и любит селиться женьшень. Но корневщики оставались пока равнодушными к этим местам.

Только теперь я начинал усваивать, почему Никита Иванович вел нас именно туда, где на стволах деревьев сохранились знаки «хао-шу-хуа» и следы отодранной коры, из которой когда-то делали конверты для упаковки женьшеня. Нужно сказать, что таких участков в нашей тайге много. И хотя прошло немало лет с тех пор, как побывали здесь искатели, последующие поколения корневщиков крепко держали в памяти пути к заветным местам. Но за эти годы были обнаружены и новые участки, богатые женьшенем; русские искатели отметили их своими знаками, чтобы через несколько лет снова прийти туда на поиски.

Мы подошли к Кабаргинскому перевалу — третьему по счету — с юга и с ходу решили преодолеть его, чтобы на северном склоне обосноваться постоянным лагерем, который бы служил нам местом сбора, когда мы разойдемся по тайге на разведку. Южный склон Кабаргинского перевала был довольно крутой, каменистый, местами поросший молодым лесом из кедрача и ельника. Большинство деревьев росло не прямо, а наклонно, почти касаясь вершинами земли. Такое их расположение во многом облегчило нам подъем. Мы хватались то за одно, то за другое дерево и медленно, но неуклонно шли вверх. Но вот случилась беда с Никитой Ивановичем. Огромный, сильный, он ухватился за вершину тонкоствольной ели, и она осталась у него в руках, вырванная с корнем. Никита Иванович покатился по отлогому склону вниз и должен был начать подъем снова в то время, когда мы были уже на середине.

Мы хотели было подождать его, но бригадир крикнул нам:

— Не расхолаживайтесь, не теряйте шага!

Действительно, стоило нам остановиться, как давала себя чувствовать усталость. И мы пошли дальше, вверх.

Достигнув вершины, мы позволили себе короткий отдых и перекур. Небо раскинулось над нами чистое, голубое, освещенное на восточном горизонте полуденным солнцем. Ветра не было совершенно, и тайга стояла внизу притихшая, неподвижная, блестящая от росы. С высоты птичьего полета она являла собой совсем иную картину, чем прежде, когда мы шли по целине, порою утопая в густых зарослях. Она выглядела теперь бескрайним волнистым пространством, но более синим, чем зеленым, причем волны как бы жили отдельно одна от другой, как это действительно бывает на море после бури, когда остается мертвая зыбь.

— Приготовиться к спуску! — распорядился Никита Иванович.

Не буду описывать, как мы спускались с Кабаргинского перевала. Скажу только, что спуск занял у нас больше времени, нежели подъем, ибо северный склон хребта оказался совершенно голым, каменистым, без единого деревца и кустика — сизый лишайник да сырой мох...

*

Наступило утро девятого дня. Оно выдалось тихое, ласковое, солнечное. Казалось, сама природа стремится ничем не омрачить наши поиски «корня жизни», который, как утверждают искатели, чаще ждет к себе человека, чем бежит от него, потому что сам корень похож на человека и любит общество себе подобных.

Посмотрим же, — так ли это?

Построившись по фронту в одну линию, с небольшими интервалами, мы начали зигзагообразно разгребать посохами густые заросли папоротника, кислицы, актинидии и множества разнотравья, среди которого особенно много встречалось полыни и осота. Движения наши были очень медленными и несколько боязливыми, как у саперов, нащупывающих спрятанные под тонким слоем земли мины. Мы двигались очень расчетливо, чтобы солнце ни на минуту нас не ослепило, — с востока на запад или с севера на восток, и непременно по солнцу. Через каждые пять — десять шагов левофланговый Лемешко надламывал кусты, отмечая маршрут нашего поиска. То и дело приходилось перескакивать через коряги, камни, обходить широкие стволы кедров и пихт, плотно обвитые лианами лимонника и дикого винограда. Но от этого ритм нашего движения не нарушался.

Порою мы несколько расходились и шли не «посох к посоху», а метрах в пятидесяти — ста друг от друга, сближаясь снова в определенном месте.

Разведка женьшеня происходит обычно при полном молчании, потому что искатель весь сосредоточивается на одном: а вдруг среди сплошной зелени, среди бесчисленного количества кустарников и трав глаз остановится на характерных ярко-зеленых листьях; вдруг, разгребая заросли, искатель обнаружит гладкий, круглый, темно-пурпурного цвета стебель с зелеными полосками и крапинками; или наконец вспыхнут вдали на зеленом фоне ярко-красные ягоды...

Словом, отвлекаться на разговоры теперь не время. Я лишь изредка успеваю взглянуть на