Алексей Формозов - Формозов А.Н. Шесть дней в лесах Страница 26

А дальше, над красноватой и рыжей чащей кустарников, сосны, взявшись за руки, убегали вереницей к далекой синей ленте лесов. Сине - туманная, мглистая лента... Она осталась все такойже заманчивой, полной загадок; она звала вернуться! Глаза мальчиков сделались влажными, они отвернулись друг от друга; что - то подступало к горлу...

Золотистые, розовые, пылающие облака с длинными взмахами крыльев, с легкими перьями, хохлами и хвостами целой стаей поднялись над лесом, загорелись ликующими красками жар - птиц. Потом разделились на десятки мелких огненных птичек, разлетелись в стороны и медленно потухли. Солнце, солнце! Оно вдохнуло жизнь даже в клочья тумана и пляской зоревых птиц превратило глубину неба в сказочное большое токовище. Закат горел, его радужные краски тоже пели весне, как все живое в эти лучшие дни лучшего времени года. Понурив головы, ребята повернулись и медленно пошли к перевозу. "Э, не унывай, Гришуха! Уж и покажем мы "им" будущей весной! — Севка хлопнул по плечу молчаливого товарища. — Соберемс пораньше, продовольствия наберем побольше, валенки возьмем, полушубки... и заживем!"

Да, хорошо бы вернуться! Еще раз увидеть брод, свой зеленый шалаш и с песней глухаря испить живой воды, весеннего хмельного зелья!

Пароход, в черных клубах дыма, дал последний свисток. Плыли потемневшие луга, в ночь убегала река. На корме чей - то тихий голос затянул песню. Свежий трепет жизни, легкая печаль напева были сейчас как - то особенно близки — они проникли в самые тайники души. Севка с Гришей сидели, затаив дыхание, тесно прижавшись друг к другу.

Правый горный берег быстро приближался. Уже башни и стены кремля стали видны в темном небе над венцом горы, перетянутой тонким пояском огоньков. Вот и отчий дом — старинный город, верный страж над широкими раздольями Волги. А за ним, во все стороны, в полумраке вешней ночи русские бескрайние поля, поля и деревни с томным зовом гармоники, с песнями девушек у околицы и над десятками неисхоженных верст свежий шелест - ропот вековых лесов, переполненных всяческой жизнью.

Любимый край, милая природа, милее их нет во всем свете!

Примечания.

Повесть написана в конце 1922 - начале 1923 г. В неопубликованном варианте предисловия к третьему изданию А. Н. Формозов писал: "Осенью 1922 г. из своего приволжского города [Нижнего Новгорода] я перебрался в Москву слушать лекции и учиться в ее прославленном университете. После тяжелых лет войны и разрухи жизнь в столице едва только налаживалась. С Девичьего поля я ходил пешком в университет на Моховую, жил в промерзшем зале Дарвиновского музея, где стены часто покрывались сверкающим налетом инея. Там, кутаясь в полушубок, дыханием отогревая застывшие руки, я написал эту книжку, охваченный воспоминаниями о чудесной природе Заволжья. Тогда мне казалось - я навсегда расстался с ее приветливыми лесами. Далекие гудки паровозов, порою похожие на пароходные свистки, напоминали мне о Волге и невольно заставляли вздрагивать. Эпиграф, взятый из "Садко" А. К. Толстого, как нельзя лучше передает мое настроение того времени".

Первое издание книги появилось в Ленинграде в издательстве "Синяя птица" в 1923г. Тексту было предпослано предисловие директора Дарвиновского музея проф. А. Ф. Котса. Книга имела успех. Автору были дороги доброжелательные отзывы видного биолога и охотоведа С. А. Бутурлина ("Охотник", 1924, № 7, с. 29), украинского зоолога В. Г. Аверина ("Природа и охота на Украине", 1924, № 1 - 2, с. 380) и особенно канадского зоолога и писателя Э. Сетона - Томпсона, чьими книгами А. Н. Формозов зачитывался в гимназические годы. В письме от 11 августа 1924 г. Сетон - Томпсон писал: "Мой дорогой юный друг, я только что получил Вашу книгу "Шесть дней в лесах". Текст, увы, мне недоступен, но, если он столь же хорош, как иллюстрации, то это, несомненно, нечто стоящее. Я вижу душу увлеченного натуралиста в каждом штрихе, и это больше, чем просто интерес спортсмена - охотника, который также виден от начала до конца" ("Бюллетень Московского общества испытателей природы. Отд. биол.", 1975, т. 80, вып. 1, с. 33).

В 1927 г. книга была переиздана Государственным издательством в Москве. И это издание вызвало много положительных откликов (см. рец. в журн. "Книга и профсоюзы", 1927, № 9, с. 49 - 50; "Знание - сила", 1927, № 10, с. 254; "Искра", 1928, № 3, с. 38; "Друг детей", 1927, № 11 - 12, с. 24; "Методический путеводитель", 1927, № 12, с. 61 - 62; и др.). Среди этих отзывов отмечу написанный известным писателем Н. П. Смирновым ("Известия" от 11 октября 1927 г., № 233). В 1930 г. в Харькове напечатан перевод "Шести дней в лесах" на украинский язык ("Тиждень у лiсах. Пригоди юних натуралiстiв").

В третий раз книга была издана в 1948 г. Московским обществом испытателей природы в серии "Среди природы" (вып. 5). Как отмечается в цитированном варианте предисловия, на мысль переиздать книгу натолкнул автора М. М. Пришвин (он был знаком с А. Н. Формозовым с 20 - х годов по сотрудничеству в журнале "Охотник". О позднейших встречах упоминается в повести М. М. Пришвина "Неодетая весна" в его собрании сочинений, т. 6. М., 1956, с. 315 - 317). А. Н. Формозов пишет: "Признанный певец нашей природы, старый волшебник слова М. М. Пришвин... говорил мне [о книге]...: "Вернитесь к ней... Есть в ней то, что дает книге долголетие... Посмотрите новыми глазами, переработайте". Автор считал, что этот совет выполнен им лишь частично. "Пришлось ограничиться исправлением только немногих явно ошибочных мест, особенно резавших глаза, оставив книгу такой же первой "пробой пера", полной молодого увлечения и литературной неопытности. Слишком трудно возвращаться в зрелом возрасте к написанному на заре ученой и научно - художественной деятельности".

В основном правка шла по двум линиям. Названия глав, первоначально чересчур длинные и несколько вычурные, были сделаны простыми и короткими (например, вместо "Обстоятельства, омрачавшие весенние прогулки Гриши. Глухариный заговор" стало "Весенняя вылазка н планы похода", вместо "О тишине, глухарином токе и грохоте выстрела. Журавли провозглашают рассвет" стало "Глухари поют"). Характеристика города и обитателей деревни, как чего - то враждебного природе и юным охотникам, была смягчена. Показательно изменение концовки. Во втором издании (с. 112): "Близился город. Захлебываясь дымом, горбатым чудищем засел он в седловины гор, тускло мигал красными веками фонарей и кашлял хриплыми осипшими гудками паровозов". В третьем издании: "Вот и отчий дом - старинный город, верный страж над широкими раздольями Волги". Эту правку не следует воспринимать как вынужденную. На первом варианте книги отразились и антиурбанистические мотивы, свойственные литературе 20 - х годов, и настроения оторванного от природы и попавшего в чужой город человека. Убрать этот оттенок автор хотел сам.