Маршал Саундерс - Красавец Джой Страница 3

Девушка побледнела и отступила.

— Гарри, — обратилась она к моему спасителю, — у ней кровь на повязке. Кто так ушиб ее?

— Щенок поранил себя, вот я и наложил ему повязку, — отвечал Гарри, подойдя к ней, и положил руку на ее плечо.

— Кто это сделал? — настойчиво повторила она.

— Я бы не хотел рассказывать тебе про то, что случилось с собакой, Лора, — сказал мой избавитель. — Я боюсь, что это слишком взволнует тебя.

— Нет, пожалуйста, скажи, я непременно хочу знать это.

Лора произнесла эти слова мягко, но так решительно, что ее двоюродный брат не мог ей противоречить и рассказал ей все про меня. Слушая его рассказ, она, видимо, сильно волновалась, и, когда он кончил, она разразилась горячими обвинениями против моего мучителя.

— Какая низость! — говорила она. — Человек совершает спокойно такое преступление только потому, что немая тварь не пойдет на него жаловаться! Как это подло, как гнусно!

Ее голос оборвался, слезы градом покатились по щекам, и, закрыв лицо руками, Лора выбежала из конюшни и побежала к дому.

Глава IV

МАЛЬЧИКИ МОРИС ДАЮТ МНЕ КЛИЧКУ

— Вот рассердилась-то Лора! — воскликнул Джек (я потом узнал, что он годом был моложе Лоры). Так же вот она бранила меня за то, что я травил собакой черную кошку Вильсонов. Она так же вот сперва страшно сердилась, а потом горько заплакала. Я вовсе не хотел погибели бедной старой кошки, а просто вздумал выгнать ее со двора. Давайте-ка рассмотрим раненую собачку.

Все мальчики окружили меня. Я не привык к мальчикам и с некоторым страхом ожидал, что со мною будет; но я скоро увидал, что они хорошо умеют обращаться с собаками и что они добрые, ласковые мальчики. Мне было странно слышать, как они называли меня «добрым песиком», лаская меня. Никто так не называл меня прежде.

— Однако, он не красавец, — сказал про меня тот мальчик, которого звали Томом.

— Далеко до этого! — смеясь воскликнул Джек.

— Пожалуй не ближе тебя, Том.

Том накинулся на него, и у них поднялась возня.

Другие мальчики продолжали разглядывать меня.

Один, маленький, с глазами как у Лоры, спросил:

— Как ее зовут? Гарри говорил или нет?

— Кажется, ее зовут Джой, — так, по крайней мере, называл ее мальчик, который принес ее сюда.

— Не назвать ли нам ее: «Урод Джой»? — предложил мальчик с полным, круглым лицом и лукаво смеющимися глазами.

Мне очень захотелось узнать, кто он, и я потом узнал. Это был еще брат Лоры, Нед. Кажется, не было конца мальчикам Морисам.

— Лора не обрадуется такому прозвищу, — возразил Джек.

Он снова подошел к нам, тяжело дыша после возни с братом.

— Лора скажет, — продолжал Джек, что мы обижаем собаку, давая ей такую кличку; чтобы сделать удовольствие Лоре, надо его назвать «Красавцем Джоем».

Все мальчики дружно рассмеялись на это предложение, и я нисколько не удивился. Я и сам хорошо знал, что был некрасив от роду, а теперь в моем искалеченном виде, я был, верно, похож на урода.

— Да, да! Пусть он будет «Красавец Джой», — кричали все мальчики. — Пойдемте к маме и попросим у нее чего-нибудь поесть нашему «красавцу».

Они выбежали из конюшни. Мне было жаль, что они ушли: при них, слушая их болтовню, я не так чувствовал боль, особенно ужасную в спине. Мальчики скоро вернулись с вкусной едой, но я ничего не мог в рот взять.

Тогда мальчики оставили меня в покое, а сами занялись своими играми. Мне все было очень больно…

Стемнело. Мальчики кончили играть и ушли в дом; я видел, как зажглись огни в окнах. Чувство тоски и одиночества нашло на меня. Конечно, я бы ни за что на свете не вернулся к Дженкинсу, но у него я все же ко всему привык, а здесь все еще было чужое, хотя я и сознавал, что жизнь моя, вероятно, будет счастливее на новом месте. Между тем боли в моем теле все увеличивались. Голова была точно в огне, а в спине невыносимо стреляло и жгло. Выть я не смел, боясь рассердить большую собаку Джима, который спал в конуре на дворе.

В конюшне было совсем тихо. Только наверху, на сеновале, слышна была возня кроликов, укладывавшихся спать. Гвинейская свинка улеглась на покой в своем ящике, кот и крыса давно убежали в дом.

Наконец, я потерял всякое терпение. Мне показалось, что я умираю, и мне захотелось спрятаться куда-нибудь. Я выполз во двор и вдоль стены добрался до малинового куста, под густой зеленью которого и свернулся на сырой земле.

Пробовал я сорвать свою повязку, но она крепко сидела и не поддавалась моим стараниям. Я вспоминал свою бедную мать, как она теперь лизала бы мои раны. Зачем я не послушал ее, зачем я укусил Дженкинса? Она всегда говорила мне, что сердить его — только хуже будет.

Вдруг я услышал нежный голос, звавший меня:

— Джой! Джой!

То был голос Лоры, но я не мог идти к ней: на моих лапах точно свинцовые гири висели.

— Джой! Джой! — повторяла Лора, идя с лампой в руке по дорожке к конюшне.

Вскоре она вышла оттуда и пошла по двору прямо к тому месту, где я спрятался.

— Ты где-нибудь скрываешься, милый Джой, — говорила она, — но я тебя найду.

С этими словами она наклонилась и увидела меня.

— Бедная собачка! — сказала она, лаская меня. — Неужели, ты ушла оттуда только для того, чтобы умереть? Это бывает со зверями, я знаю, но я не дам тебе умереть, мой песик.

Она поставила лампу на землю и взяла меня на руки. Я был очень худ в то время, но все-таки для ее ручек ноша была нелегкая. Однако, она не остановилась, а прямо дошла со мной до дома и прошла задним крыльцом через длинный коридор и вверх по длинной лестнице в кухню.

В кухне было тепло и уютно.

— Барышня, что это вы притащили! — воскликнула кухарка.

— Бедную, больную собаку, Марья, — отвечала Лора, садясь в кресло. — Погрейте, пожалуйста, молока, да не найдется ли у вас корзинки или ящика для нее?

— Есть, конечно, — отвечала кухарка. — Но посмотрите, что это за грязная собака, барышня! Неужели вы оставите ее ночевать в кухне?

— Только на сегодня. Она очень больна, с ней случилось ужасное несчастье.

И Лора рассказала кухарке о том, как мне отрубили уши и хвост.

— Так это, стало быть, про нее мальчики все говорили, — заметила кухарка. — Ишь бедняга какая! Ну, пусть лежит тут. Я уложу ее.

Она принесла ящик из чулана, положила в него мягкое одеяло, потом подогрела молока и подала Лоре, которая пошла наверх и вернулась оттуда с какой-то бутылочкой. Она капнула из нее несколько капель в молоко, говоря, что я засну, выпив молоко.

Я полакал немного, но мне было трудно пить. Тогда Лора стала обмакивать пальцы в молоко и давать мне их лизать, а я из благодарности не мог не лизать их.