Медвежонок родился - Рудо Мориц Страница 3

Мона снова оскалилась, потом повернулась и вспрыгнула на стол. Там она улеглась, положила голову на передние лапы — и уставилась на меня.

— Ну, Мона, как поживаешь? — заговорил я с ней, только бы не стояла в комнате эта удручающая тишина.

Она застригла ушами, ударила хвостом так, что на столе что-то брякнуло, а в глазах у неё всё мерцают зелёные огоньки.

Я сижу и думаю: «Повадился директор устраивать сюрпризы! Приглашает на чашечку кофе — и оставляет человека наедине с этакой зверюгой».

Мона щурит глаза, словно её клонит в сон.

Вот было бы хорошо, если бы она задремала. Тогда не страшно было бы сидеть рядом, дожидаясь директора. Кстати, пора бы уже ему прийти!

Вдруг пронзительно зазвонил телефон. Мона вздрогнула, потому что звук раздался у самого её уха. Презрительно поглядела на аппарат, оскалилась на него, лизнула — и успокоилась.

А телефон знай названивает, заливается.

Если поблизости есть кто-нибудь, он непременно услышит и войдёт.

Но что-то никто не идёт.

А кто-то там, на другом конце провода, всё звонит и звонит — настырный какой! А мне что делать? Подойти к телефону или лучше не надо?

А, ну его!

Но вдруг это что-то очень важное? Вдруг кому-то плохо, кому-то срочно требуется помощь? Ведь ни с того ни с сего не стали бы так упорно названивать.

Я встал. Мона насторожилась. Глядит на меня прищуренными глазами.

Телефон звонит не умолкая.

А в кабинет никто не входит.

Эх, и влип же я в историю! Очень мне нужна была эта чашечка кофе у директора!

Я сделал шаг к столу. Мона вроде бы лежит тихо-мирно, но эти глаза! Я сделал второй шаг. Мона зарычала.

А телефон разрывается на части.

Ничего не поделаешь, придётся подойти и поднять трубку.

Я собрался с духом и подошёл к столу. Мона лежит, тихонько урча. Какая огромная кошка! Я потянулся к трубке, но поднять её не успел. Мона прихлопнула лапой мою руку. И так грозно зарычала, что у меня холодный пот выступил на лбу.

А теперь что делать? Люди добрые, что мне делать? Если я шевельну рукой, Мона вонзит в неё свои когти. А когтищи-то у неё порядочные. Острые. И я стою, боясь шевельнуть рукой, затаив дыхание… А телефон всё названивает.

Разлюбезный ты мой товарищ директор! Никогда и ни за какие коврижки ноги моей больше не будет в этой комнате. Плевать я хотел на твою чашечку кофе, раз ты меня так подвёл. Да что там подвёл! Завёл в эту львиную яму и бросил!

Вдруг дверь открылась, и в кабинет вбежала девчушка, с длинными ногами, с куцыми косичками. Девочка засмеялась, и я увидел, что она щербатая, без одного переднего зуба.

Девочка побежала прямо к столу и закричала:

— Ах ты моя Мона!

А Мона перестала обращать внимание на мою руку, и вообще весь я перестал для неё существовать. Она поднялась и спрыгнула со стола на пол. И прямо к девочке. Теперь это уже не страшный зверь, а ласковая огромная кошка. И воркочет она совершенно как кошка.

А вот и директор входит и останавливается в приятном удивлении:

— Вы уже здесь? А я отлучился на минутку за Данушкой, чтобы Моне было с кем играть. А то она всё приставала ко мне и не давала работать…

— Кто-то вам звонит, — говорю я.

— Ну что ж, нам вечно кто-нибудь звонит, — улыбается директор и поднимает трубку.

Выслушав кого-то, он говорит в трубку:

— Очень хорошо поживает, растёт как на дрожжах. Да, завтра я пойду с ней на прогулку. Да, ты сможешь её увидеть.

И положил трубку.

— Садитесь, — пригласил меня директор. И объяснил: — Какая-то девочка спрашивает, как поживает Мона и можно ли её видеть. Дети звонят нам целый день.

Так вот, значит, какой был важный разговор! А я из-за него чуть руки не лишился.

— Да вы садитесь, сейчас кофе будет готов, — приглашает директор. — Как вам нравится наша Мона?

Я гляжу на львицу, как она катается с длинноногой Данушкой по ковру. Как нежно она охватывает девочку лапами, как легонько берёт её руку в пасть.

— Нравится, — говорю. И добавляю: — Но со мной она была не так мила. У меня кровь стыла в жилах.

Директор смеётся:

— Но ведь голову она вам не отгрызла, вы, я вижу, целёхонек! Да вы полюбуйтесь на неё!

Нам принесли две чашки дымящегося кофе.

Я сделал глоток. Отличный кофе! Жаль, что это моя первая и последняя чашка кофе у директора, во всяком случае, если он будет приберегать для меня такие сюрпризы. Нет уж, благодарю покорно!

Ненасытные зебу

Душно, на деревьях хоть бы один листок шелохнулся. Отправиться, думаю, на реку или проведать Монарха? Решил всё-таки сходить в зоопарк.

Монарх рос прямо-таки на глазах, поднять его я уже не мог. Мы немного поиграли с ним на лужайке — что ни говори, пока ещё он был просто шаловливый медвежонок.

Служитель отвёл его в клетку, а я пошёл вдоль вольер и загонов. Стало совсем жарко, дышалось с трудом. Да и голова у меня разболелась на солнцепёке.

Я дошёл до дальнего, верхнего края зоопарка. Тут кончаются его загоны и начинается лес. Хорошо здесь, под деревьями, лягу-ка я в траву и немножко отдохну.

В крайнем загоне, за высокой деревянной оградой, пасутся зебры, буйволы, двугорбый верблюд и пара горбатых зебу. Даже животные отлёживаются в тени, только верблюд стоит поодаль, мерно двигает челюстями и глядит на меня. Ему не жарко, он привык к азиатскому пеклу. А может, ему не по себе в этой пёстрой компании.

Я перелез через ограду и выбрал себе уютное местечко под деревьями: уютная ложбинка, заросшая мягкой травой. Вот где я растянусь в тени и отдохну. Солнце сюда не пробивается, из лесу тянет приятной прохладой.

И зачем мне париться в рубашке? Я снял её и повесил на ограду.

Потом я опустился на траву и загляделся на кроны деревьев. Насмотревшись досыта, я сел, обхватил руками колени и стал разглядывать животных, осоловевших от жары. Теперь и двугорбый верблюд улёгся, все лежат, словно вытесанные из камня. Я снова заложил руки под голову и задремал.

И