Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум Страница 30

Когда мы вернулись на берег, Матвей Иванович послал Федю в сарай и велел ему принести свою кожаную сумку и чайник с кипячении водой. В сумке оказалась среди других мелочей чистая тряпица, аккуратно завернутая в бумажку.

Матвей Иванович велел мне промыть укушенный палец кипяченой водой. Когда я смыл кровь, на пальце стали ясно видны три продольные глубокие царапины и стало опять очень больно. Матвей Иванович аккуратно обмотал мой палец тряпицей и перевязал катушечной ниткой, которая также нашлась в его сумке, и сказал:

— Долголетний опыт научил меня брать с собой на рыбалку эти вещи. Всякого рода порезы, уколы крючком и случаи, подобные вашему, на рыбалке — весьма частое явление.

Боль в пальце постепенно утихла.

А солнце, между тем, спустилось уже совсем низко. Вот-вот сядет!

Вернулись с ужения Володя и Андрейка. Оба веселые и довольные. Даже всегда серьезный и мрачный Андрейка улыбался во весь рот.

У каждого оказалось поймано больше десятка крупных окуней. А Андрейка, кроме того, показал нам сорогу, которая ему попалась. Никогда я такой сороги не видал ни раньше, ни после. На удочку сорожка берет обычно маленькая, редко-редко с полфунта попадается. А Андрейкина сорога фунта два с половиной! Подивились мы на нее. Даже Матвей Иванович сказал, что ему такую сорогу редко приходилось видеть.

Мы с Шуркой им свою щуку показали.

А Володя спрашивает:

— А кто ее поймал?

Этот простой вопрос привел нас в затруднение. Кто ее поймал? Взяла она на мою удочку, но ловили ее все мы втроем. И, конечно, если бы не Матвей Иванович, нам бы ее не вытащить из куста, не сумели бы, и она ушла бы от нас.

— Все, — говорю, — ловили, втроем.

Но Матвей Иванович лучше сказал:

— Она сама поймалась, молодые люди, так как никто ее ловить не собирался.

Ребята засмеялись, а мы стали им подробно рассказывать, как было дело.

В это время Вася вылез из-под берега. Лицо у него так и расплылось в счастливую улыбку. Ершей своих показывает — наловил он их чуть не целую корзиночку.

— Так берут, так берут ерши! — говорит. — Если бы еще посидеть, еще бы столько же наловил.

Весело нам всем стало. Начали мы смеяться, шалить, беситься. Только один Матвей Иванович оставался серьезным, да Федя сидел спокойно, только улыбался, на нас глядя.

Наконец, Матвей Иванович говорит нам:

— Ну, молодые люди, день уж кончился. Давайте к ночлегу готовиться. Идите дрова собирать!

Скоро у нас запылал костер, а над ним нависли наши котелки и чайники. А мы, подостлав под себя, что у кого нашлось, сидели вокруг костра и весело болтали. Потом за еду принялись и чай стали пить.

Наступила летняя ночь, светлая, тихая. Ребята тоже притихли и стали спать укладываться. Володя с Андрейкой подостлали под себя какую-то широкую одежонку, легли, тесно прижавшись друг к другу на одну ее половину, а другой укрылись с головой, чтобы комары не кусали. А Вася уж давно спал. Положил голову на сумку Матвея Ивановича, подпер щеку кулачком, колени чуть не к подбородку прижал, да так, сжавшись в комочек, и спал. А около самого лица поставил свою корзиночку с ершами. Матвей Иванович накрыл его сверху курткой своей.

И Шурка стал укладываться спать. Зовет меня.

— Нет, — говорю, — еще не хочется мне спать. Я посижу еще немного.

Тогда он завернулся в одеяло с головой и затих.

Матвей Иванович и Федя тоже спать не стали — выспались, должно быть, днем. Матвей Иванович сидел, попыхивал дымком из своей трубочки и поверх очков на огонь глядел. А Федя возле него полулежал.

А я сижу и гляжу на реку и в памяти события дня перебираю и фантазирую по своему обычаю. А река гладкая, как зеркало, облака и прибрежные кусты отражаются в ней, и то и дело слышно, как рыба плещется в воде. Завтра, думаю, обязательно на ерша буду удить. Так вот посажу на крючок ерша, вместо червяка, и возьмет у меня опять такая же щука, как сегодня. Только я уж не дам ей в куст забраться.

Подсел поближе к Феде и рассказал ему о своих планах. А потом о другом мы с ним разговорились, да так незаметно и проболтали до рассвета.

Прохладнее стало, облака на востоке порозовели, над рекой легкий туман поднялся, птички в кустах зачирикали, и рыба в речке чаще стала плескаться. А скоро и солнышко взошло.

Матвей Иванович разбудил ребят. Встали они сонные, вялые. Ежатся от холода, глаза протирают, зевают. Но скоро разгулялись, умылись и опять веселыми стали. Только Вася ни за что не хотел вставать, так разоспался. Так его и оставили в покое.

Шурка меня спрашивает.

— Ты что будешь делать?

— Щуку, — говорю, — буду ловить здесь у куста на удочку.

— А я с ребятами на мостик пойду за окунями, а как время выйдет, к тебе приду — жерлицы поедем смотреть.

Так и порешили.

Ребята ушли. А я под берег к своему кусту спустился. Матвей Иванович и Федя сели с удочками тут же неподалеку от меня.

Выбрал я в ведре одного из оставшихся вчерашних ершей, насадил на крючок большой удочки и забросил, а удочку воткнул в ту же ямку, из которой вчера ее щука вытянула. Маленькую удочку на червяка забросил.

Сначала, пока солнце низко было, ерши на маленькую удочку клевали, а как поднялось оно повыше, клев прекратился. Сижу, скучно мне стало.

Вижу, Матвей Иванович с Федей встали и собираются куда-то. Спрашиваю их: куда? Федя мне сказал, что идут жерлицы смотреть и живцов переменить.

Ушли они, я один остался. Сижу под кустом на корточках, а меня ко сну клонит. Как задремлю сильно, так меня и качнет, я и проснусь.

Вот как-то раз, очнувшись от дремы, взглянул я случайно на поплавок своей большой удочки. Вижу, он в движении — так взад и вперед и ходит. Что это, думаю, ершишко мой в такое беспокойство пришел?

Вдруг поплавок резко пошел в сторону, потом нырнул, и не видно его. Вскочил я на ноги, схватил обеими руками удилище и тащу. Чувствую, что тащу что-то очень большое. Дотащил до поверхности воды — ну, ясно, она, щука! Как начала она у меня на кругах сходить. Удилище гнется, а меня так и мотает из стороны в сторону. А я держу удилище обеими руками да думаю: только бы леска выдержала, да крючок не переломился бы, да стараюсь щуку к кусту не пустить.

Не помню, долго ли продолжалась эта борьба со щукой. Только стала она, по-видимому, ослабевать, умаялась, и вдруг совершенно легко, почти без всякого сопротивления подтащил я ее к себе и на берег выбросил. Большая щука, не меньше вчерашней!

На берегу щука еще раз показала себя — так начала прыгать и метаться, что пришлось мне прибегнуть к испытанному уже средству — упасть на нее всем телом и прижать к земле. Конечно, этого не следовало бы делать, да уж очень я боялся, что уйдет от меня щука.