Игорь Голубев - Собачья площадка Страница 32

Долговязый из-за распухшей щеки и разбитых губ не мог умолчать о случившемся. Пришлось поведать компании, предварительно договорившись с Хорьком о границах дозволенного, про встречу в лифте. Эти границы не позволяли распространяться о позорном бегстве Хорька с поля битвы взамен на молчание последнего про историю со штанами.

Однако они позволяли объяснить поражение малыми размерами лифта и присутствием собаки. Выступающий был выслушан с большим вниманием и искренним пониманием всех прозвучавших «если бы», но Акелла промахнулся. И это понимали все. Понимал и сам Долговязый, проклинающий себя, во-первых, за то, что поддался на уговоры Хорька отомстить адвокату (натолкали в почтовый ящик собачьего дерьма), во-вторых, что этим не ограничился, а покусился на лифт и, наконец, в-третьих, что начал базарить с мужиком. Молчал бы в тряпочку, как Хорек, может, и не пришлось бы сейчас гадать, рассказал ли тот кому-нибудь, как он бегал с голой задницей. Было ужасно обидно за себя, козла отпущения, так как он был абсолютно уверен, что, увидев этого шкафа, да ещё с таким теленком на поводке и без намордника, забздели бы все без исключения. И этот накачанный скин, Герасим, постоянно хвастающийся, как они гоняют рэпперов. И этот недоумок Хмырь, откормившийся, как борец сумо, а способный, как оказалось, только сумки с пивом таскать да малолеток гонять. Даже этот сочувствует, каратист долбаный. Хорек, научившийся только ноги выше головы задирать. Вчера тоже небось хотелось задрать, чтобы легче ссать в штаны было, когда по морде лупили. Возмущаются, брови насупили, а предложи сейчас пойти к этому раздолбаю домой разобраться, то у всех выяснятся критические дни. Они, видите ли, переживают, а у него одного и голова болит, и сидеть больно. Хорошо еще, что никто, кроме Хорька, не видел, как он после пинка под голый зад из подъезда как ошпаренный выскочил. Сочувствуют. И эта сочувствует, а уже уселась к Хмырю на колени, шалава.

Сочувствуют, но никогда не забудут.

— Ну и что делать будем, мужики? — нарушил затянувшееся молчание Герасим. — По домам пойдем? Как-то не фартит на холодрыге такой сидеть. Может, барыгу менты замели.

Надоели эти поминки по авторитету Долговязого. Он уважал силу и понимал, что все ссылки на собаку — ерунда. Куда против такого мужика, а собака только ускорила весь стриптиз, про который, по секрету, рассказал ему и Лолите Хорек.

— Хочешь — иди, а я подожду. Меня сто восемьдесят за бокс плана греет, — резко отреагировал Хорек.

Ему тоже надоело изображать великую скорбь. Он прекрасно понимал, что надо ловить момент, — свято место пусто не бывает. Пока он рассказал подробности случившегося только двоим, но раз знает Лолита — будут знать все. Однако пострадавший, хотя и с подмоченной репутацией, оставался пока ещё Долговязым, никто не отменял и не знал, что будет дальше.

— Так дело оставить нельзя, — продолжал Хорек, — сегодня нас, завтра кого-нибудь из вас. Одно ясно — во всем собака виновата. Без собаки он таким бы смелым не был. Надо начинать с собаки.

— Хотел бы я посмотреть, как ты с неё начнешь? — возразил Долговязый, с ужасом вспоминая белоснежные клыки разъяренного пса.

— Ну не с нее, так с другой. Повесить на березках парочку и дать любителям лающих четвероногих возможность устроить коллективные похороны. Может, этот бычий член притихнет, — подала голос Лолита, презирающая пострадавшего за поражение.

Для нее, как, впрочем, и для любой женщины на её месте, не существовало никаких смягчающих обстоятельств, будь то разница в весе, мастерстве, наличии или отсутствии собаки и тому подобное. Женщины всегда любили больших и сильных. И примеров тому не счесть. Сколько у того же Геракла баб было? Ну, когда в шкурах ходили, тогда понятное дело, чем солиднее, тем больше кусок притащить мог. А потом-то что? Взять хотя бы ту же Дездемону. Что, мужиков других вокруг не было, так нет, побольше да почернее отхватила, а чем все закончилось? И та же Наташа Ростова, побегала, повздыхала, а стареть начала и тоже кусочек побольше прибрала. Уж не говоря о Екатерине. Та и вовсе мелкого мужика не замечала. Всякие там Орловы да Потемкины за счет чего в люди вышли? Наверное, многие маленькие не прочь были попахать, чтобы деревенек нахапать, а все этим бугаям доставалось. И невдомек ей. Великой, было, что, может, маленькое дерево все в сучок росло. Маленький мужик зачастую и покрасивее, и поумнее, и пообходительнее, а бабе все большого да сильного подавай. Были, разумеется, исключения. Взять хотя бы ту же Гончарову, или Жозефину, или Инессу Арманд. Но все они и им подобные — ИСКЛЮЧЕНИЯ. Как бы в свое оправдание придумали пословицу, что, мол, любовь зла, полюбишь и козла. Вот эти маленькие козлы и ходили с оленьими рогами. Но исключения, они потому и исключения, что их мало.

Таким образом Лолита препарировала от нечего делать российскую историю и литературных персонажей скопом. Лолита не была исключением. Она тоже любила больших и сильных. Не только чтобы куски побольше таскал, но и защитить мог, если что. Да хоть с ножом на паровоз, но чтобы не блестела задница белым флагом капитуляции.

— Я — за. С кого начнем? — спросил Хмырь, радующийся возможности поддержать сидящую на его коленях.

— А может, всех собак бруцеллезом заразить? — предложил наполеоновский план один из присутствующих.

— А что это такое? — встрял Малыш.

— Ну, это что-то вроде сифилиса у нас. Тоже скрытый период, а потом бесплодие. Но главное, вакцины не существует.

— А самому заразиться можно?

— Только половым путем от собаки.

— А с собакой можно? — опупел Малыш.

— Вырастешь — узнаешь.

— Во даете…

— Не, сифилис — это хорошо, но для начала давайте замочим собачку этого Моссада, — предложил кто-то со стороны сидящих на доске.

— Эту нельзя, — энергично возразил Хорек, который хотя и не простил защемленный нос, но понимал, что, если замочить таксу Абрамсеменыча, заподозрят в первую очередь его. — Нельзя. Еврей — адвокат, и вони столько будет, не продохнешь.

— А может, шавку солдафона, что нам лекции без конца читает?

— Можно было бы, да она сбежала. По всему району ищет, даже по ящику объявление давал. Сведения точные. Моей матери дворничиха рассказывала, — сказали с плиты.

— Может, нам найти собачонку и штуку с хозяина содрать? — предложил запавший на бубновского шпица Малыш.

Со стороны кольцевой дороги послышались приближающиеся шаги.

Кто-то топал к ним, насвистывая размышления Шевчука об осени. Вскоре свист прекратился, а у костра появился Цветмет. Так называли подошедшего за то, что он собирал повсюду цветной лом и считал это своим самым надежным бизнесом. Поставив сетку с картошкой и не вынимая изо рта сигареты, обошел всех и, с каждым отдельно поздоровавшись, уселся на свою ношу.