Яан Раннап - Альфа + Ромео (Повести и рассказы) Страница 32

«По отвесным скалам Тредора взобраться невозможно, сказал Джек. И как ответил Стефан?

— Вот мы и полезем здесь, потому что все считают это невозможным».

— Кальтс! — послышалось снова, но уже не с крыльца, а из-за сиреневой живой изгороди, тянущейся до большого шоссе. Итак, ему удалось. Они там, значит, решили идти домой без него.

Он выбрался из щели между поленницами и поглядел на часы. Сколько же времени в его распоряжении, чтобы подготовиться к завтрашним боям за пятерки? Если считать, что первый урок завтра начнется в восемь утра, то семнадцать часов. Но так считать было бы неверно. Тринадцатилетний паренек должен спать восемь часов в сутки — уж тут ничего не поделаешь. Так что из семнадцати пришлось сразу же вычесть восемь. И сколько еще? Ну, это выяснится в дальнейшем. Во всяком случае, на дороге домой он сэкономил двадцать минут благодаря тому, что удрал от друзей. Теперь можно сразу же, немедленно вцепиться ногтями и зубами в свою скалистую стену, и, черт возьми, он так и сделает!

— Вот же бред, — бормочет он, доставая учебник русского языка из сумки. — Бедный, бедный Кальтсике! — Он вздохнул, вырывая из книги лист со стихотворением. Но настоящей жалости, искренней потребности в сочувствии в этих словах не было. В этот момент у него было лишь странное чувство — будто стоишь на парашютной вышке. Или, вернее, будто прыгаешь вниз, зная, что обратно возврата нет, но не зная, раскроется ли парашют.

Итак, нужно было взорвать батарею. Завтра утром, точно в восемь часов, через пролив пойдут десантные суда. К этому времени все должно быть сделано. Просто должно, и все!

«Если бы сейчас дорогие одноклассники только видели, как я грызу гранит науки!» — мелькнула разок мысль, но была тотчас же отогнана, как и все другие посторонние мысли. Если уж человек пообещал завтра на уроках получить одни пятерки, он не должен терять ни минуты.

И он не терял. Он шел домой и в то же время учил наизусть стихотворение на русском языке. Шаг и слог — так он шел. И неплохо было идти так. Разделенные на слоги стихи звучали как марш духового оркестра. И шагалось гораздо бодрее.

Когда он обнаружил, что больше не требуется поглядывать на листок? Кажется, после моста. Во всяком случае, это произошло гораздо раньше, чем он мог предположить. И тогда, полный непривычной и странной радости, он решился читать стихи во весь голос.

Где о берег бьется дерзкоЧерноморская волна... —

сообщил он вороне, скачущей среди «лошадиных яблок», и дворняжке со свалявшейся шерстью, которая вынюхивала что-то в придорожной канаве.

Значит, с заданием по русскому языку он справился! Это бесспорно. И наверняка, если задано выучить наизусть стихотворение, учительница ничего другого спрашивать не будет, на этот счет не может быть никаких опасений. Классный журнал требовал оценок, а за что же еще их проще поставить, как не за чтение стихов наизусть. Пятерка теперь почти уже обеспечена, стало быть, он может поставить первый крестик в расписании завтрашнего дня.

Первый крестик он и поставил в дневнике в пятнадцать часов тридцать пять минут. Сейчас было уже двадцать три ноль пять, и он вполне мог поставить шестой — последний.

Что вместилось в промежуточное время, знал только он один. Правда, в какой-то мере знали и другие, но лишь в какой-то мере. Да и что мог видеть посторонний наблюдатель? Только внешнее проявление деятельности. Например, как он шел через двор в маленький домик, держа под мышкой учебник зоологии, чтобы не потерять зря время, пока будет сидеть там. Или как он шел на кухню, чтобы поесть.

Придя домой, он переоделся и пошел на кухню посмотреть, что оставил ему в духовке этот сатаненок, этот непозволительно умный для мальца-четвероклассника всезнайка-братец. По дороге на кухню Калью решил вычесть еще какое-то время из тех семнадцати часов.

Решение было совершенно естественным и само собой разумеющимся. Ведь поесть-то он должен. Пища требуется любому человеку, и особенно такому, которому предстоит большое напряжение. Но он ведь дал себе клятву использовать каждую минуту для учебы. Исходя из этого, он не имел права ни на минуту отрываться от учебников.

Оставалось остановить время. Как это делается при игре в баскетбол. Игра идет только в «чистое время». Так он и сказал себе, посмотрел на часы, запомнил положение стрелок и поднял крышку кастрюли. Крышку кастрюли он поднял в пятнадцать часов сорок минут.

Ну да, конечно, Бруно умял постное мясо и оставил одно сало. Ничего другого ждать от такого эгоиста и не приходилось. Но сейчас это его не очень занимало, потому что у него вдруг возникла заманчивая идея.

Пожалуй, он все-таки поспешил остановить время. Если по дороге домой можно было выучить стихотворение на русском языке, почему бы не выучить во время еды задание англичанки?! Он быстро принес учебник английского языка, открыл его на той странице, где были новые слова, установил книгу, подставив молочник, и с горячей картошкой во рту начал:

— Enough. On board. To care.

Каждый родитель должен бы ценить усердие ребенка в учебе. Каждый родитель должен бы стать союзником сына, упорно одолевающего заданный урок, но его мать была не такой. Разве же станет союзник напоминать о прошлом? Конечно же, нет. И насмехаться тоже не начнет. Ах, Калью не хотел и вспоминать об этом, но строптивый самостоятельный механизм памяти не считался с его нежеланием. Мать остановилась в дверях кухни, посмотрела на него, потом на книгу с подставленным под нее молочником и спросила как бы сочувственно, но неискренность тона была различима и за километр:

— Неужели сегодня живот не болит?

Он не сразу ответил. Enough. On board... Ведь невозможно сразу перестроиться с одной волны на другую. Однако мать не ушла. Она села по другую сторону стола, подперла подбородок руками и вот так уставилась на него.

— Неужто живот не болит?

— Нет, — сказал он. Коротко и окончательно. Давая понять, что сейчас нет времени для долгой беседы. — Enough. On board...

Но мать с этим не посчиталась.

— И голова тоже не болит? — продолжала она допрашивать. — А зубы? Может, горло болит? Бру-у-но-о! Ау-у! Принеси своему старшему брату градусник!

Только абсолютный дурачок мог не понимать этой игры. Он прекрасно понимал, куда мать клонит. Один-единственный раз он сослался на боль в животе, чтобы не делать домашних заданий, но об этом напоминали все время. Один-единственный раз или... ну два. Во всяком случае, не больше трех. Неужели этого никогда не забудут?

— И ногу ты тоже не вывихнул? — продолжала мать без передышки. — И руку не сломал? Бессердечные учителя просто жутко много задали выучить на завтра нашему бедненькому Калью!