Гржимек Бернгард - Мы жили среди бауле Страница 44

Я подумал, что, как ни странно, нам ещё ни разу не попадались на глаза колонны кочующих чёрных муравьёв, этих знаменитых «маня», про которых утверждается, что они то и дело нападают на дома, разгоняя их жителей, в страхе бросающихся наутёк. Нас уверяли, что здесь, на этой плантации, они тоже водятся.

На сей раз мы направились на другой край плантации, удалившись всего на какую-нибудь сотню или две метров от дома. Бананы стояли здесь во всей красе — никем не повреждённые. Ноги то и дело скользили по падалице — полусгнившим бананам. Ощущение ужасно неприятное — будто вступил в кучу…

Но что это? Там, где дом был скрыт выступающим вперёд языком леса, мы снова увидели знакомую картину: из зарослей бананов торчали голые «рёбра» обглоданных листьев, словно поднятые кверху сабли!

Так близко от дома? Не могли же слоны отважиться подойти чуть ли не под самые окна! И тем не менее это было так. Причём края оборванных листьев ещё не успели даже заветрить. Значит, слоны столовались здесь совсем недавно, среди бела дня. Вот это номер! Значит, пока мы совершали свои бесконечные походы, «господин Тимоко» пировал здесь, возле самого дома!

И действительно, слоновьи следы вдоль и поперёк, ветки и трава свежепримятые и растоптанные. Вот местечко, где всё разворочено: тут кто-то из толстокожих явно резвился всласть. Даже помёт валялся поблизости. Нам хорошо были знакомы эти огромные шары ещё по нашему слоновнику в зоопарке. Я разломил один из них — он был ещё тёплый внутри. Мы невольно заговорили приглушёнными голосами.

Потом, не мешкая ни минуты, мы пошли по следу, который вёл к опушке девственного леса. Обычно проникнуть в такой лес страшно трудно: ведь именно на опушке, куда ещё проникают солнечные лучи, буйно разрастается подрост, колючий кустарник, вьющиеся спутанные растения, так что перед человеком внезапно вырастает непролазная изгородь, сквозь которую просто не прорваться. Но на сей раз слоны позаботились о том, чтобы расчистить нам дорогу. В тех местах, где они входили в лес, зияли глубокие, тёмные проходы в глухой зелёной стене зарослей, сквозь которые пробраться нам не стоило особого труда. Правда, для такого огромного животного, как слон, «просеки» казались чересчур узкими, но это объяснялось очень просто: слои своим мощным телом просто раздвигает большинство веток в стороны, так что они затем снова возвращаются в исходное положение. Для нас явилось неожиданностью, что на всём пути, пройденном толстокожими, не было почти ни одного сломанного дерева или ветки. Как видно, и такие гиганты не стремятся расходовать больше сил, чем это необходимо. Они не расчищают себе тщательно дорогу, а просто протискиваются сквозь заросли, сдвигая их в стороны. По стёртым местам на лианах и тонких стволах мы могли определить рост проходивших здесь животных: эти места находились на высоте поднятой руки; притом нельзя забывать, что слоны обдирают растительность не верхней точкой спины, а боками. Так что рост оказался довольно внушительным. Через торчащие над землёй корни и толстые лианы, достигающие порой высоты трёх четвертей метра, а то и метра, слоны, к нашему неудовольствию, каждый раз перешагивали, вместо того чтобы их разорвать. Так что нам приходилось, чертыхаясь, лезть вслед за ними.

Мы не слишком-то заботились о том, чтобы поменьше шуметь. Ведь слоны сами создают в лесу такой шум, что едва ли смогут нас услышать. Хуже дело обстоит с тем, что они могут нас учуять. Ведь чутьё у них отличное. А здесь, в лесу, очень трудно уловить направление ветра, чтобы подкрасться строго с подветренной стороны. Поэтому мы, следуя наставлению одного опытного охотника, всегда носили в нагрудном кармане немного муки. Если её осторожно ссыпать с пальцев, довольно точно можно определить, куда дует ветер.

Слоны не убегали от нас, но мы опасались, как бы они не зашли слишком глубоко в лес, и поэтому торопились. Мы почти бежали вслед за ними. Ведь там, где в лесу дорогу проложил слон, пробираться не так уж трудно!

Под одним старым деревом вся земля была словно перекопана: почва выглядела рыхлой и взбитой. Здесь один из этих тяжеловесов явно отдыхал. Стоял. И даже лежал. Кругом можно было обнаружить места, где он мочился, — их было шесть или семь. А также кучи помёта — их было даже двенадцать или пятнадцать, частью совсем старые и высохшие. По-видимому, слои уже давно облюбовал себе это местечко для полуденного сна и возвращался сюда всё снова и снова. Совсем рядом лежало молодое вырванное с корнем деревце, листья с которого были аккуратнейшим образом сорваны, да так ловко, что все, даже самые тонкие, веточки остались на месте: съедена была только зелёная листва.

Теперь до нас уже явственно доносился треск, создаваемый слонами. Мы подкрадывались ближе и ближе: вот уже знакомое «бульканье», которое слоны время от времени издают, словно чревовещатели, животом. Мы слышали их и позади себя — значит, мы втесались в самую середину стада! Посчастливится ли нам наконец их заснять? Мы опустились на землю, не забыв, невзирая на всё наше волнение, проверить предварительно, не садимся ли на «муравьиную тропу», потому что исполнять обычные в таких случаях «индейские пляски» в этой обстановке будет невозможно.

Мы приготовили своё «оружие» к бою: аппарат для вспышки, кинокамеру, фотокамеру. Шорохи и треск приближались.

В такие моменты ловишь себя па том, что невольно начинаешь оглядываться в поисках подходящего дерева, на которое в случае чего можно взобраться. Всё-таки до чего у нас много общего с нашими родичами — обезьянами! Но в таком вот девственном лесу это — дело безнадёжное. Стволы все слишком толстые, да к тому же снизу не имеют сучков, за которые можно было бы уцепиться. А топкие деревца для этого совсем не пригодны: их любой слон с лёгкостью согнёт, если только сочтёт нужным вас оттуда достать. Убегать — тоже бессмысленно, потому что, не пробежав и десяти метров, непременно запутаешься в зарослях и шлёпнешься на землю, в то время как разъярённый слон промчится по тебе, словно танк…

Вот такие и подобные мысли приходят в голову, когда очутишься (особенно впервые) посреди стада диких слонов. И вскоре приходишь к выводу, что целиком находишься в зависимости от настроения такого толстокожего, как «господин Тимоко».

Прошло томительных четверть часа, и наконец примерно в двенадцати метрах от нас закачался кустарник. Сквозь него там и сям проглядывал кусок серой, изрезанной морщинами «стены», очень нам знакомой «стены». Но и только. Вскоре стена исчезла, и кустарник затих. Остро и приятно запахло слоном. Спустя ещё четверть часа в лесу раздался треск — сразу в четырёх, а затем даже в семи местах. И наконец-то к нам подошёл ещё один. На то же самое место, где и предыдущий. На сей раз мы увидели один глаз, кусок бивня (не очень массивного), ухо. Судорожно держа палец на спуске, мы надеялись, что вот-вот покажется ещё больший кусок слона. Но голова стала исчезать, и только в самый последний момент Михаэль успел щёлкнуть затвором. Вспышка яркого света вроде бы не смутила слона.