А. Ковшарь - Тропинки в загадочный мир [с иллюстрациями] Страница 45

И вот, наконец, я вижу серпоклюва! Каким огромным он кажется мне после перевозчиков и чернышей, которые изредка попадаются здесь в это время. Вытянув вперед слегка изогнутую тонкую длинную шею, держа горизонтально свой красный клюв-серп, он, плавно взмахивая широкими закругленными крыльями, кружит над нами. Как завороженный, слежу за его полетом, и только минуту спустя вдруг слышу почти непрерывный звонкий крик, который издает птица. Она явно возмущена. Она не просто летает, а протестует: то пикирует на возмутителей спокойствия, то взмывает вверх. Значит, она не одна? Значит, где-то тут ее малыши? Прочь отсюда — и как можно быстрее. С трудом увожу с галечника ребят, схватившихся уже за фотоаппараты и начавших поиски птенцов.

По дороге в лагерь принимаю решение: на галечник больше ни шагу. Сейчас самое главное — дать серпоклювам «закрепиться» здесь, ничем их не спугнуть. Чтобы и на следующий год они снова прилетели сюда. Хотя бы прилетели!.. Терпеливо объясняю свою просьбу ребятам. По глазам вижу, что не всем она по душе. Особенно рвутся фотографировать серпоклюва те, кто первыми его заметил. Но дисциплина и благоразумие берут верх, и до августа на галечник никто не ходит. А 6 августа обрушившийся на ущелье селевой поток заставляет нас досрочно, спешно покинуть эти места...

Зимой в городе я прочитал все, что написано о серпоклюве в научной литературе. Сведений оказалось очень мало. Дело в том, что серпоклюв не только очень редкий кулик, но еще и очень осторожный. Поэтому-то образ жизни его почти не исследован. Первое гнездо этой птицы на территории СССР было найдено только в 1957 году в горах Киргизии, а всего их известно три, да еще несколько раз встречали уже бегающих птенцов. В Казахстане же ни одного гнезда серпоклюва до сих пор не встречалось.

Не без трепета ступил я на знакомый галечник весной следующего года. Было ясное, но сырое и холодное утро 24 мая 1978 года. В окрестном ельнике пели дрозды-дерябы и синицы-московки, заливались крапивники и зеленые пеночки, от домика гидролога доносилась булькающая песня обыкновенной горихвостки. Жизнь била ключом. Я пришел один, чтобы наедине с биноклем не спеша во всем разобраться.

Экскурсия вверх по правому берегу реки ничего не дала. На камнях у воды то и дело встречались с кормом горные и маскированные трясогузки, трижды пролетела бурая оляпка, один раз — пара красных уток-атаек. Серпоклюва не было.

Но вот на обратном пути раздался знакомый крик! И тотчас характерный силуэт серпоклюва прочертил светлую бирюзу неба, а затем темно-зеленую стену ельников. И никаких полетов по кругу, никаких тревог и причитаний. Значит, я не опоздал, птенцов у них еще нет!

Стараясь не потерять ориентиры в однообразно пестрой массе галечника, осторожно иду к месту, с которого поднялся серпоклюв. Где-то здесь должно быть гнездо, если оно вообще есть (ох уж это «если», как оно мешает в поисках!). Но как его обнаружить, по каким признакам? Из литературы я знал, что так называемое гнездо серпоклюва — это всего лишь небольшая ямка среди гальки, без какой бы то ни было растительной выстилки, а яйца его, как и у других куликов, пятнистые и заметить их на фоне режущей глаз пестроты почти невозможно.

Не менее часа всматривался я в окружающие камни, ничего. Потеряв надежду, собрался уже уходить, как вдруг заметил того, кого так тщетно высматривал. Невесть откуда взявшийся серпоклюв в какой-то нерешительной, напряженной позе стоял среди камней всего в тридцати-сорока метрах от меня. Вся его согбенная, как будто скорбная, фигурка выражала напряженную внутреннюю борьбу: ему явно надо было куда-то пройти, но грозная опасность в виде торчавшего вблизи человека с биноклем заставляла подавлять в себе это желание.

Каждый, кто хоть раз в жизни искал гнездо птицы, поймет мое ликование. Всем своим поведением серпоклюв подтверждал: гнездо есть и где-то близко! Теперь нужно только терпение. От мысли, что скоро я увижу гнездо серпоклюва, сердце забилось чаще.

Но ликование было преждевременным. Постояв минут десять на одном месте, птица сделала короткую пробежку и снова застыла в той же нерешительной позе. Через четверть часа все повторилось, затем еще и еще. Спустя час серпоклюв стал разнообразить маневры. После очередной пробежки он вдруг сел и, распушив перья, как это делают наседки, застыл на несколько минут. Неужели гнездо? Но внутренний голос предостерегал: не торопись, если это гнездо — оно никуда не денется, а если нет? И действительно, просидев минут пятнадцать, серпоклюв как ни в чем ни бывало, встал и, перебежав метров на пять-семь, снова уселся поудобнее. Это был хитрый маневр, рассчитанный на нетерпеливого врага. Прошло полтора часа. Прилетел второй серпоклюв, и тактика отвода от гнезда опять изменилась. Теперь птицы двигались каждая в своем направлении, иногда навстречу друг другу. Поравнявшись, продолжали свой путь, и следить за обеими удаляющимися каждая в свою сторону птицами становилось невозможно. А попробуй угадай — какая из них пойдет к гнезду?

Между тем резко ухудшилась погода. От ясного безоблачного неба не осталось и следа. Тяжелые свинцово-серые тучи затянули гребни окружающих хребтов и постепенно спускались все ниже. Вот уже отдельные разорванные клочки их поползли по галечнику, время от времени скрывая от глаз птиц. Утренняя прохлада сменилась промозглым холодом, пробиравшим до костей. Продолжать наблюдения стало не только бесполезно, но и опасно: птице срочно надо пройти на гнездо, а то яйца остынут. Покидая в спешке галечник, я уносил с собой невольное уважение к этим самоотверженным родителям, восхищение их упорством и изобретательностью в защите своего еще не родившегося потомства.

К вечеру пошел снег, и наутро вся речная долина была покрыта сплошным белым покрывалом. Первым моим желанием было бежать на галечник и посмотреть, как там серпоклювы? Прельщала и легкая возможность найти гнездо: ведь сидящую на нем птицу должно быть хорошо видно на фоне белого снега. Но боязнь погубить яйца или птенцов одержала верх, и на галечник я пришел только в полдень, когда солнце уже достаточно прогрело воздух, а от снежного покрывала остались отдельные клочья и лоскуты. От земли и камней поднимались густые испарения, они тут же скапливались в какое-то подобие микрооблаков, а те в свою очередь — в настоящие облака, которые «пешком» передвигались по дну долины, скрывая на время то один, то другой участок галечника.

Подходя к вчерашнему месту, я как раз и попал в такое густое «пешее» облако. Видимость внутри него была не более тридцати-сорока метров, и я не без труда нашел свои ориентиры — три валуна у излучины реки и рядом с ними колышек, специально вбитый накануне. Тотчас поставил палатку и привел в «боевую» готовность 60-кратную подзорную трубу.