В стране ваи-ваи - Николас Гэппи Страница 46

хозяева любезно пригласили меня войти. Жена Манаванаро, натиравшая ямс в миске, поднялась и угомонила собак. Их было шестнадцать, они показались мне еще злее, чем виденные до сих пор. Один из псов до того разъярился, что хозяйке пришлось обвязать ему морду, иначе он перегрыз бы палку, прикреплявшую ошейник к стене. Другая собака, должно быть, любимица, сидела, прижав уши и оскалив клыки, в собственном небольшом гамаке. У двух псов шерсть была чисто коричневой окраски, у остальных — черно-белая. Все они были гладкие, холеные, не то что у тех племен, где собак держат впроголодь, так как считают, что голодная собака — лучший охотник.

Ваи-ваи еще больше, чем англичане, заслуживают славы истых собачников. Нигде на свете не ухаживают так за собаками, и нигде их так не балуют. Новорожденных щенков купают в целебном настое из корней. Взрослые псы проводят большую часть своей жизни, возлежа на нарах, или даже в гамаках, подальше от земли и блох. Быть может, именно этим вынужденным безделием и объясняется энергия собак на охоте. Им достаются лучшие куски дичи, чтобы они не страдали от жары, их купают два-три раза в день. Во всех деревнях вай-вай я видел, как индейцы по утрам и после полудня ведут своих собак к реке, причем женщины несут на руках и ребятишек и щенят, а иногда тащат и взрослую четвероногую любимицу, нередко украшенную живописными бусами из бисера и перьев.

Между ошейником и поводком всегда привязывают толстую палку, чтобы собаки не сорвались и не загрызли кого-нибудь. Они чрезвычайно опасны для чужих — ведь эти псы специально обучены предупреждать о появлении людей, диких зверей и даже «злых духов». Зато собаки очень преданы хозяину, который редко бьет их, хотя часто бранит и угрожает палкой. И они очень воспитаны — тихонько скулят и просятся, когда им становится невтерпеж ждать очередной прогулки.

Выйдя через другую дверь, я увидел Уильяма. Совсем больной лежал он в своем гамаке под сенью пальмовых листьев. У него был сильный жар — 38,9°. Уильям уже прошел полный курс лечения палюдрином, и однако симптомы малярии возобновились. Сильно встревоженный, я решил испытать атебрин, надеясь, что это поможет.

Несколько часов спустя пришел с носильщиками Эндрью. Сразу же воцарилась напряженная атмосфера. Иона словно угадал мои мысли.

— Знаете, начальник, пожалуй лучше будет, если Эндрью вернется домой. Видно, не по душе ему такая работа.

— Верно, он и сам твердит об этом. Но он опытный и сведущий человек. И ваи-ваи его знают.

— Может, оно и так, мистер Гэппи, да только ведь Эндрью жалуется без конца. Это всех нас сбивает столку. Он мог бы пойти с теми пятью, которые возвращаются в саванны.

На следующий день, едва взошло солнце, меня разбудили Фоньюве и Кирифакка. Они были выкрашены с ног до головы в ярко-оранжевый и красный цвета и расписаны черными полосами. Зеленый сумрак леса отступил перед таким великолепием. Друзья схватили меня за руки, отвели к реке, на травянистый откос, и стали в позу; весельчак Фоньюве грыз толстый стебель сахарного тростника, изображая бабуина.

Они хотели сфотографироваться. Поскольку ни тот, ни другой в жизни не видели ни одной фотографии, это означало всего лишь, что им захотелось на несколько минут стать предметом усиленного внимания, которое я, — если только при мне была маленькая коробочка в кожаном футляре, — уделял каждому, кто появлялся в особенно красочном уборе.

Я показал на небо, давая понять, что еще рано; тогда они стали гладить и разбирать мою бороду, словно выискивая насекомых. Взяв потихоньку с куста кузнечика, Фоньюве пронзительно взвизгнул и вытаращил глаза с деланным испугом, показывая жестами, что поймал его у меня на шее.

Кирифакка и Фоньюве

После этого они повели меня смотреть старое каноэ, лодку из коры; ее подняли со дна реки, а многочисленные дыры законопатили лубом. Лодка, на мой взгляд, как нельзя лучше подходила для прогулки по левой излучине реки до Фаиафюн, коническая вершина которой вырисовывалась дымчато-серым силуэтом на фоне пламенно-красного неба.

Когда я впервые увидел Фаиафюн, мне захотелось подняться на нее. Гора круто возвышалась над равниной, и я не сомневался, что с вершины открывается чудесный вид. В ясный день — кто знает! — с нее, быть может, видно Амазонку! Нет, разыгравшаяся фантазия завела меня, конечно, чересчур далеко: до Амазонки не менее четырехсот километров…

Пока одни рабочие расчищали дорожку и укладывали жерди и бревна, чтобы по ним спустить лодку к реке, а другие мастерили весла и сиденья или ловили рыбу, Джордж. Иона, Сэм, оба щеголя и я отважились пуститься в плавание на утлом протекающем суденышке. Мы скользили под трепещущими листьями бамбука, мимо песчаных и илистых заливчиков с зарослью ароидной травы[45], направляясь к горе, которая казалась издали отвесной каменистой стеной.

Но вот путь преградило длинное бревно метровой толщины; Сэм объяснил, что это мост, которым уже много лет пользуются ваи-ваи, когда отправляются охотиться на гору. Мы пристали к берегу, я поручил Джорджу разрубить преграду, чтобы могла пройти большая лодка. Сэм взялся расчищать тропу к подножию горы, а Иона и я пошли медленно следом. Возле самой реки мы обнаружили пассифлору необычного типа — вьющееся растение (страстоцвет фуксиецветный) с одним только цветком и множеством шестигранных эллиптических нежно-розовых плодов[46]. Подальше среди камней росла изящная бегония.

Миновав короткий участок болотистого леса, мы стали подниматься по извилистой дорожке — охотничьей тропе ваи-ваи. Крутизна достигала местами 45°. Склон был покрыт твердой глиной, из которой торчали голые камни. Между деревьями открывались чудесные виды на равнину внизу. Наконец мы вышли на поляну, откуда можно было рассмотреть ландшафт на севере. К моему удивлению, нашим взорам предстал знакомый пик. Ну, конечно, это его я видел месяц тому назад с Нью-Ривер! Но в таком случае выходит, что этот пик и есть Пирикиту Шомбургка. Лесистый скальный конус с отдельными прогалинами возвышался не менее чем на девятьсот метров; ни справа, ни слева, насколько я мог видеть, не было подобных гор.

Ближе простирались в обе стороны волнистые холмы (очевидно, Моррос и Таруэне). Часть Акараи, пройденная нами, находилась к западу и была скрыта деревьями; я решил в следующий раз расчистить лес так, чтобы можно было смотреть во все стороны.

На обратном пути Фоньюве и Кирифакка срубили шесты и, отталкиваясь ими ото дна, повели лодку против течения со скоростью около шести узлов. Возможно, англичанам не понравился бы их «стиль», — они перехватывали руками