Аким Некрасов - Енот, нутрията и другие зверята Страница 5

В этот момент от дома молнией метнулся Чеп и бросился на змею. Аннушка кинулась к сыну, схватила его на руки и заплакала. А Чеп, вцепившись в змею зубами пониже шеи, придавил её к земле и рычал. Змея обвилась вокруг его туловища, сжалась, но скоро кольца распались. Чеп перегрыз змею надвое и принялся есть ещё извивающееся в его лапах тело.

Я в это время вышел из дома и, увидев плачущую соседку с ребёнком в руках и хорька возле одеяла, с ужасом подумал было: «Чеп бросился на ребёнка!» Но, когда присмотрелся к тому, чем был занят Чеп, сразу всё понял.

Я взял палку и выкатил из травы на чистое место голову змеи. Это была гадюка. Дом наш стоял на окраине, рядом был пустырь с развалинами. Видимо, оттуда и приползла змея…

Как-то Костя пошёл с Чепом на речку прогуляться. Я читал газету, когда сын влетел в комнату возбуждённый, расстроенный. Вот что произошло на берегу.

Косте захотелось искупать Чепа. Он зашёл в воду в неглубоком месте и стал звать к себе зверька. Но хорёк, разыгравшись, не шёл. Костя выбрался на берег. Чеп взбежал на яр и понёсся по редким кустикам бурьяна.

Поднявшись на яр, мальчик замер от страха за своего любимца. Степной орёл камнем падал сверху на хорька. Молниеносно схватив его в когти, беркут взмыл вверх и полетел вдоль речки. Костя закричал, замахал руками и побежал по берегу. Птица летела невысоко. Было видно, как отчаянно извивалось тело хорька. Орёл удалялся и вскоре перелетел речку. Вот он постепенно стал снижаться и наконец скрылся за полоской кустарника…

— Я хотел переплыть речку, — закончил Костя, едва сдерживая слёзы, — бежать туда… Да разве успеешь?

Я стал успокаивать его:

— Не горюй, сынок, всё равно скоро пришлось бы с ним расстаться: взрослый он стал, держать дальше было бы опасно.

Но Костя только рукой махнул и, глотая слёзы, вышел.

Я, как и Костя, был уверен, что Чеп погиб. Одного удара огромного беркута достаточно, чтобы убить и не такого маленького зверька, как хорёк. И что же? На второй день вечером Чеп нашёлся. Его привёл к нам старый пастух Семёныч. Нашему изумлению не было границ. Костя ошалел от радости. Он схватил хорька на руки, прижимал к себе, гладил. На спине Чепа были пятна засохшей крови, левое ухо распорото надвое.

Семёныч рассказал: под вечер гнал он стадо к станице, покрикивая на коров и пощёлкивая бичом. И вдруг остановился в изумлении. В трёх метрах от него, на чистом, выбитом месте стоял зверёк и, повернув голову набок, посматривал на Семёныча.

— Никак, хорёк, — рассудил Семёныч. — Где это тебя так угораздило, сердечный?.. Ухо-то, говорю, кто раскромсал?

Хорёк не только не испугался голоса Семёныча, но даже подошёл ближе.

— Господи! — удивился Семёныч. — Это как же он не боится человека?.. Иди себе с богом, не трону я тебя, — и двинулся вслед за ушедшим вперёд стадом.

Хорёк побежал за ним. Семёныч оглянулся.

«Стоп! — Он вспомнил, что у моего сына был приручённый хорёк. — Не тот ли? — подумал старый пастух. — Но как он попал сюда? Не иначе — сбежал».

Весь путь до станицы Семёныч беседовал с хорьком:

— Вот ты удрал, удовольствие себе доставил, дичинки отведал. Правда, ухо вот… Но это ничего: присохнет, заживёт… А хозяин небось горюет, ищет тебя… Принимайте, — сказал в заключение Семёныч. — Вижу, что ваш.

— Да ведь его вчера беркут унёс, — сказал Костя.

— Беркут? — удивился старый пастух. — Вот оно что! Стало быть, загрыз он птицу-то. Хорьки — они такие: бедовые зверюги…

И вот случилось то, чего надо было ожидать и что я смутно предчувствовал. Я знал, что у хорька, каким бы ручным он ни был, рано или поздно должен был проснуться инстинкт хищника, но не принимал мер предосторожности. Меня успокаивало, что Чеп в последнее время не делал попыток напасть на кур. Со своими он иногда даже спал вместе, в курятнике. «Он воспитан человеком, — думал я, — взят ещё слепым, может, обойдётся».

Через два дня после возвращения, рано утром, когда хозяйки погнали коров в табун, Чеп пробрался в соседний двор, схватил курицу, загрыз и приволок в своё логово. Потом снова побежал, задушил вторую, притащил и положил рядом. Третью только успел прикончить, как вернулась хозяйка, застала разбойника на месте преступления и подняла шум.

Чтобы успокоить разгневанную соседку, пришлось откупиться деньгами и пообещать, что такое не повторится.

Чепа мы заключили в клетку. Первые дни он злобно грыз железные прутья, метался, пытался вырваться. Потом смирился, затих и лежал, равнодушный ко всему, скучный. Ел он мало, хотя Костя в изобилии доставлял ему рыбу, живых лягушек. Шубка на нём потускнела, мордочка осунулась.

Я посоветовал сыну отнести его в лес и отпустить. Жаль было Косте расставаться со своим любимцем, но он правильно рассудил, что в клетке хорёк не выживет, а держать на свободе уже невозможно, и скрепя сердце отнёс его километров за пять в степь, в дубовый лесок на Широкой балке.

Недели через две возвращались мы с сыном из колхозной бригады полем. Дорога шла мимо того лесочка, где Костя оставил хорька.

— Папа, зайдём в лес, я покличу, — стал просить Костя, — может, Чеп прибежит.

Я согласился.

— Чеп!.. Чепка! — несколько раз принимался кричать Костя.

— Как же, ищи ветра в поле! — посмеялся я.

Мы присели у дерева отдохнуть. Вдруг Костя тихонько толкнул меня локтем. Я взглянул и замер. Под кустом шиповника из бурьяна высунулась мордочка хорька с чёрным носиком и раздвоенным ухом. Конечно же, это наш Чеп! Он пристально смотрел на нас. Взгляд его и вся поза выражали готовность скрыться, убежать.

— Чеп, ко мне! — крикнул Костя, и в ту же секунду хорёк оказался у него на коленях. — Чеп, Чепка ты мой, узнал… — радостно приговаривал Костя, поглаживая зверька.

Я был изумлён и, что скрывать правду, тоже взволнован трогательной привязанностью зверька к человеку, его воспитавшему.

Пока мы сидели, Чеп от нас не отходил, ласкаясь то к сыну, то ко мне. Когда пошли, он побежал за нами, но на опушке леса остановился и дальше идти не захотел.

Мы несколько раз оглядывались. Чеп стоял на бугорочке, подняв голову, и смотрел на нас. Костя на прощание помахал ему рукою.

Барсучонок Савка

Однажды весной к нам пришел старый пастух Семёныч. В мешке за плечом у него что-то подозрительно шевелилось и повизгивало. Костя навострил уши.

— Подарочек принёс, — подмигнул ему Семёныч, снимая и развязывая мешок, и вытряхнул на пол фыркающего и похрюкивающего зверька величиной с кошку, только толстенького.

— Кто это? — спросил Костя с загоревшимся взглядом.