В стране ваи-ваи - Николас Гэппи Страница 50

На губах выступила пена. Конвульсии становились все слабее и слабее, задняя часть тела окоченела, еще минуту-две спустя окоченели также голова и передние ноги. Бык почти не подавал признаков жизни, лишь сердце продолжало биться — слабо и неритмично. Через двадцать пять минут после ранения бык был мертв. Его мясо оказалось отменным на вкус».

Яд этот так устойчив, что после сорокалетнего хранения в доме Уотертона в Англии все еще не потерял своей силы. Немало исследователей пытались открыть способ приготовления кураре, немало экспедиций искали его составные части или самый яд для исследования. Сейчас наукой определены отдельные ингредиенты. Некоторые из них вызывают расслабление мышц, что очень важно при лечении столбняка, а также для хирургии брюшной полости. Самые активные компоненты — так называемые курарины — добывают из плодов некоторых видов чиги-буки (Strychnos), но они ни по своему действию, ни по химическому составу не похожи на стрихнин, получаемый из плодов дерева, относящегося к тому же роду. Попадая в кровь, курарины вызывают паралич нервных центров, влекущих за собой расслабление мышц и смерть, наступающую главным образом от удушья, так как легкие перестают действовать. Проглоченный яд не опасен, поэтому мясо животных, убитых кураре, можно употреблять в пищу. Противоядия от кураре нет, помогает только искусственное дыхание и кислород[49]. Индеец, пораженный отравленной стрелой, ложится на землю и ждет смерти.

— А еще что-нибудь для продажи у мавайянов есть?

— Нет, они принесли только четыре колчана стрел и продали их Манате и Сэму. А Маната и Сэм не уступят стрелы, потому что ваи-ваи сами яда не делают и он считается большой редкостью.

— Чем же они обычно торгуют?

— Они приносят терки, луки, стрельные злаки, стрелы и красную краску из руку[50], продают Манате, а он перепродает все это другим ваи-ваи в Британской Гвиане.

За исключением яда, речь шла о вещах, которые ваи-ваи умеют изготовлять сами. И все-таки они готовы приобретать их в обмен на фабричные товары, неизмеримо возрастающие в цене по мере удаления в тропические леса и пользующиеся таким спросом, что их можно встретить даже в самых глухих дебрях.

— Почему же они отдают промышленные изделия за предметы, которые могут сделать сами?

Чарли усмехнулся и обратился прямо ко мне на своем ломаном английском языке:

— Дикий индеец не знает про торговлю. Он хочет получить друзей. Отдает даже то, что нужно самому. В обмен получит другое, а может быть, и ничего Неважно! Потом встретятся еще. Каждый индеец делает стрелы. Если я сделаю, тебе не надо делать. Ты делаешь другое.

Ни один экономист не объяснил бы яснее.

Старик Фоимо стоял тут же рядом и внимательно смотрел на меня. Тряхнув волосами, он повернулся к Безилу и быстро заговорил.

— Начальник! — воскликнул Безил. — Это просто замечательно! Фоимо говорит — ему хочется, чтобы вы попали в страну мавайянов. Он пойдет назад и будет вашим проводником. Мы пройдем до реки Ороко'орин и дальше. А когда достигнем реки, пошлем вперед Икаро, чтобы он собрал всех мавайянов и они пришли посмотреть на нас, потому что они ни разу не видели белых людей, хотя много о них слышали.

Фоньюве сорвался с места и побежал по кругу, гудя, словно мотор, потом остановился, напряг свои могучие бицепсы, широко улыбнулся и обрушил на Безила целый поток слов.

— Фоньюве очень рад, начальник, — переводил Безил. — Говорит, что увидит теперь своих родных. Начальник, вы даже не знаете, как нам повезло! Без проводника мы ни за что не нашли бы дороги. И пытаться нечего! А если бы мы даже дошли, мавайяны могли принять нас за врагов. А теперь их предупредят, и все будет в порядке.

Даже сдержанный Безил улыбался.

— В самом деле, замечательно, — но сколько продлится наше путешествие?

— Фоимо говорит — много дней, на лодке и пешком. Зато, когда придем туда, будет весело, будет большой праздник. И знаете, что он обещает показать нам? — саванны! Саванны в лесу! Один участок поменьше, другой побольше и возле самой деревни мавайянов.

Вот это новость! Немногие летчики, летавшие над этой областью, не наблюдали никаких саванн, никаких крупных прогалин в лесу, если не считать Ганнс-Стрип далеко на север отсюда. Даже воздушный ветеран Уильямс не встречал ничего подобного. С точки зрения ботаники изучение такого изолированного участка степи явилось бы одним из важнейших достижений экспедиции.

Строительство лодки подходило к концу: нужно было распарить бревно на огне и развести борты.

— Надо разжечь костер под лодкой, — объяснил Безил, когда мы присоединились к кучке зрителей, — и поворачивать ее на козлах, пока древесина не станет мягкой. Тогда мы разведем борты, так что лодка получится плоская и широкая, и вставим распорки, чтобы сохранилась правильная форма.

— Как ты говоришь — нагреть древесину, чтобы размягчить ее? Я думал, от огня она станет только суше и тверже!

— Понимаете, начальник, это ведь свежая древесина…

— Ах вот что! Конечно, она должна размягчиться — ведь влага в клетках превратится в пар. Но это создает сильное напряжение. Наверное, нужно быть очень осторожным, лодка легко может треснуть.

Я был встревожен; у нас не оставалось ни времени, ни продовольствия, чтобы в случае неудачи начинать сначала. Сейчас решалась судьба всей экспедиции.

— Совершенно верно, начальник. Надо все время быть очень осторожным. И что хуже всего — мы не смогли найти здесь ни одной пальмы ите, а ее сухие листья — единственное топливо, которое горит медленно и ровно. Придется взять обычные дрова. Хорошо, что у нас есть Чарли — второго такого мастера не найти. Ни один вай-вай не знает этого способа, они делают только каноэ из коры и маленькие долбленки.

Лодку перевернули вверх дном: затем подпалили с разных концов вязанки хвороста. По мере того как разгоралось пламя, горящие сучья убирали или наоборот — подбрасывали еще дров, следя за тем, чтобы древесина нагревалась ровно.

Одновременно подготовили рычаги, напоминающие огромные прищепки для развешивания белья. Через час наружная поверхность нагрелась так, что нельзя было дотронуться; тогда лодку перевернули килем вниз — при этом из середины вырвался клуб дыма — и вдоль бортов поместили рычаги. Взявшись за «прищепки», индейцы уперлись ногами в борты и стали, кряхтя, тянуть. Дерево не поддавалось ни на дюйм.

Борты разводили рычагами, похожими на огромные прищепки

Иона страшно волновался, наблюдая за ходом работы, и в конце концов не выдержал:

— Ну, что за человек этот Чарли! За что ни возьмется — все не так! Вот увидите, дерево