Иван Симонов - Охотники за сказками Страница 54

Лежать давно надоело, а сон не берет.

Вот старшие принялись разжигать костер: потрескивают на огне сухие еловые шишки. Даже с закрытыми глазами видно, как огненной метелью взлетают при этом искры и, блеснув на мгновение, серым пеплом оседают на открытую голову деда и военную фуражку Туманова.

— Сначала надо воду вскипятить…

— За рыбу пора приниматься, — доносятся до нас сдержанные голоса и отрывочные фразы.

— Вот на дощечке. Удобно будет.

По тому, как хрустит и брызжет чешуя и порой срывается со звоном гибкий ножик, нельзя не догадаться, что на уху отобрана крупная рыба. Сегодня нас ждет настоящая рыбацкая уха, которую обещал дедушка приготовить к походу.

— Окуней не чисти, — замечает он Туманову. — Уха будет слаще. А уварятся — чешуя сама чулком слезет… Прогуляйся немножко, я тут доделаю.

Заварив уху, дедушка мягкими шагами прохаживается возле костра, прислушиваясь, не шепчемся ли мы в шалаше, и по привычке сам с собой негромко разговаривает.

А в нашем домике под елью тише, чем во время ночного сна: никто не пошевелится, не всхрапнет, не забормочет спросонок.

«Кто не будет спать, тот останется дома», — так предупредил нас дедушка. Поэтому мы стараемся «спать» почти не дыша. Кому же интересно оставаться возле сторожки, когда товарищи пойдут на Гулливую поляну!

Звякнет ли опущенное на землю ведерко, скрипнет ли осторожно приоткрытая дверь в маленьких сенцах, все думается нам, что вот сейчас приподнимет дедушка Савел край брезентового плаща у входа в наше жилище и позовет: «Поднимайтесь, соколики, собираться пора!»

Но, оказывается, что еще совсем не пора. Дед поднимает нас, когда мы и взаправду не то спим, не то засыпаем.

На поляне темно. Один за другим выползаем мы из шалаша на свет костра. Обувь, носки, портянки — все наготове. Но прежде нужно добежать до озера, ополоснуться свежей водой.

За костром темь такая — хоть в глаз коли. Вода в озере густая и черная.

Дедушка обещал новолуние. Еще недавно мы наблюдали, как «умирает» месяц. Новолуние в моем воображении — это ясная, светлая ночь, когда сияет в небе молодая «новая» луна, широко освещая кругом леса, поля, озера.

А луны сегодня вопреки ожиданию совсем не видно. И дедушка объясняет, что это и есть самое новолуние, когда «одна луна» кончилась, а «другая» еще не успела народиться, и в небе вообще нет никакой луны.

— В такие вот ночи и ищут люди упрятанные по лесам клады, — говорит он.

Уха «доходит» на малом огне. Вывертываются снизу и снова ныряют в глубину котелка рыбьи хвосты и головы. Кружатся, всплывая и вновь исчезая, лавровые листья и перья зеленого лука. Для рыбацкой ухи не надо никакой другой приправы. Лучшая приправа ей — дымок от костра.

Походила волнисто, поморщилась уха под крутым наваром на малом огне — и на круг.

— Сдвигайтесь потеснее, — приглашает дедушка.

Уха такая пахучая и вкусная, что шесть ложек кладоискателей работают не уставая. Сбоку костерок подсвечивает, и лица товарищей передо мной то прозрачно-синими просветят, то розовыми, то багровыми зардеются.

За ночной ухой недостает одного Туманова.

«Неужели домой ушел?» — думаю я, и при мысли об одиноком путнике среди бора становится зябко.

За костром настороженно молчит лес. И чем ближе дно котелка, тем гуще кажется темнота, и все чаще приходит на ум: «Чем-то встретит нас Ярополческий бор в такую ночь?»

И на Гулливую поляну хочется, и жуть закрадывается. А ложки уже о дно котелка позвякивают.

— Боря, не забывай, — указывает дедушка на костер.

Борис раз и другой бежит к озеру и тщательно заливает огонь. Последние угольки шипят, опрыснутые из ведерка, и — темнота.

— Приглядитесь, — советует дедушка.

Слышно, как, одеваясь, он шумит парусиновым пиджаком.

— Сначала на небо, потом на землю смотрите. После костра так лучше, — говорит Боря.

А небо тоже темное. Потом начинает проясняться, становится синим.

Под ним бор обозначился. Сторожку стало видно.

— Бечевку не забыл? — еще раз проверяет дедушка, прежде чем пуститься в дорогу.

— Здесь, — отвечает Боря, пристукнув по карману.

— А лопату? — спохватываюсь я.

— Зачем? — спрашивает дедушка.

— Если клад попадется…

— А-а-а! Вон ты куда целишься! Ладно! Держись за мой пиджак, — говорит он. — Отыщи-ка Большую Медведицу.

Я запрокидываю голову и повожу глазами. Разглядев над лесом большой опрокинувшийся ковш из семи звезд — указываю.

Первым делом Большая Медведица время нам подсказывает, опрокинулся ковш — значит, полночь. Затем она помогает нам найти в небе Полярную звезду, которая, как блестящая стрелка компаса, всегда север показывает.

На Полярную звезду и берет дедушка направление.

В лесу безлунная ночь чернее, чем на поляне. Тишина такая, что каждый хруст подвернувшегося под ноги сучка, каждый неожиданный шорох в ветвях заставляет вздрагивать. Сердце занимается в груди, и я с трудом перевожу дыхание, чтобы его не услышали, не догадались о моем волнении идущие позади товарищи.

Дедушка шагает уверенно, не обращая внимания на ночные шорохи и звуки. Крепкая палка у него в руках постукивает глухо и размеренно.

Я держусь за пиджак деда Савела. За мной вплотную, то и дело наступая на пятки, короткими шажками торопится Павка. К нему пристроился Ленька Зинцов. За Ленькой приноравливает шаг Костя Беленький. И все мы торопимся, боясь потерять на ощупь идущего впереди товарища, теснимся один к другому.

Только Боря заметно не разделяет нашей тревоги. Он то идет позади, то поравняется с дедушкой — разговаривает с ним преспокойно, не снижая голоса, будто так и надо.

— Сухая дорога, хорошая, — скажет Боря.

— Всякой будет довольно, — ответит дедушка.

Чем дальше мы идем, тем гуще сплетаются ветки деревьев. Корявые сучья, сухой валежник громоздятся под ногами, перегораживая путь. Ветви елей тянутся цепкими лапами, обшаривают нас в темноте.

Приглушенное шуршание, таинственные глухие перестуки следуют рядом с нами по всему пути.

Тонкий свист слышится в ветвях над нашими головами. Хрипло крикнула спросонок какая-то птица. Павка споткнулся и громко затрещал ломающимися сучьями.

— Тише, осторожнее, — слышу я шепот Кости Беленького.

И вдруг дикий громкий хохот прорвался из ветвей. Сердце захолонуло.

— Филин! — торопится успокоить нас Боря.

А дедушка, не прибавляя и не уменьшая шага, продолжает идти и идти, нащупывая дорогу своей суковатой палкой. И я уже не знаю, где мы теперь находимся, куда забрели.