Человеку нужен лебедь - Григорий Григорьевич Володин Страница 55

Борис, прижав ружье к груди, долго смотрел в ту сторону, где упал убитый лебедь. Обветренные губы его что-то беззвучно шептали. Почувствовав чью-то руку на плече, вышел из забытья, повернулся. Перед ним стоял подавленный Андрейчев.

— Надо узнать, кто стрелял, — сказал он, враждебно вглядываясь в охотника, который все еще маячил во весь рост.

— Зачем? — отрешенно спросил Борис. — Сам знаешь. Закон пока еще разрешает бить лебедей.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Дула свежая моряна, и небольшая бударка под косым парусом шла ходко. В среднем отсеке полулежал Богдан Савельич. Небольшой, ладный, седой. Поглядывая на далекий берег, определял по черным кулигам камыша-каржатника или по очертаниям заливов место, мимо которого проходили. Коротко советовал Борису, сидевшему за рулем, повернуть мористее или прижаться к берегу. Из поселка выехали затемно, и уже солнце свалилось с полудня, а до присмотренной стариком охоты на кабана было еще далеко. В таких долгих поездках Богдан Савельич обычно любил обсудить последние мировые события, о которых особенно настойчиво сообщало радио. Дотошно доискивался первопричин свершаемого, не скрывая своего недовольства, что ему неизвестны те истоки, по которым он сам по-своему мог бы оценить деяния людей. Сегодня старик всю дорогу с грустью вспоминал прошлое. Он знал, что все им рассказываемое уже не новинка для Бориса. Но Богдану Савельичу хотелось, чтобы пережитое и передуманное им за долгие годы Борис запомнил бы и сохранил в своей памяти, а может быть, и передал бы своим детям.

Старик был одинок. Братья погибли в германскую, сестры вымерли в голодный год, а сыновья пропали без вести в начале Отечественной войны. Старуха ждала сынов, для матери сыновья не пропадают без вести, и не дождалась. Умирала она, когда начинались усиленные поиски неизвестных героев, и последними словами старой матери была просьба отыскать Ваню и Максима. Дескать, они живые и теперь-то подадут о себе весть. Богдан Савельич знал, что такое война, но не разубеждал старуху, чтобы только поддерживать ее силы. После смерти жены, оставшись один, поверил в невозвратность сынов. С тоской смотрел на детишек: его внуки никогда не переступят порог камышанки, не набедокурят в чужом саду, не спросят: был ли дедушка Богдан молодым? Мальцам не верится, что старики когда-то были маленькими.

Борис покладистым характером, любовью к природе был очень похож на меньшого сына старика, Максима, и Богдану Савельичу в семье Бочаровых иногда казалось, что он ласкает своих внуков. Три сорванца с радостью кидались к старику. Он на равных правах входил в их незамысловатые, но серьезные игры, вместе с ними «стрелял из автоматов», «строил самолеты» и «запускал спутники», рассказывал, как воевал сам, как воевали дядя Ваня и дядя Максим. И это было не тем, что иные оценивают поговоркой: «Что малый, что старый — одинаковы». Это было непроходящей тоской по внукам, желанием человеческим продлить свой век жизнью сынов и внуков.

Пожалуй, в поселке один Богдан Савельич одобрил женитьбу Бориса, знал, что житейский опыт и доброта Ольги помогут парню встать на ноги после свалившегося на него несчастья — смерти матери. Некоторые любят судить да рядить о чужом, без спроса сыпать советами, стращать будущими бедами. Много подобного обрушилось на Бориса до свадьбы, и если бы не старик Савельич, не быть Ольге хозяйкой в камышанке Бочаровых. Со временем Борис понял это, оценил и привязался к старику. Многому научился, отыскивая с ним волчат, послушался старика — пошел в егеря, не без его настояний схватился с Бушменовым — сильнейшим человеком в поселке. Подчас от Бушменова зависела судьба всей семьи: поставишь сетку поймать рыбы на прокорм, а тебя за браконьерство упекут в кутузку, и осиротишь детвору, забедует семья.

Старику было известно, что произошло на Вербном между Бушменовым и Борисом, но что сказал вчера следователь Борису, не знал.

— За Вербный все штрафы сняли? — спросил он.

— Нет. За кабана и за сетки сняли, а за сазанов и осетра оставили, — Борис смущенно отвел взгляд. — Не хотел об этом при Ольге говорить тебе. Ей сказал, что за все сняли.

— Продадим кабана — помогу.

— Если подвалим, сам отдам.

Западное солнце передвинуло тень от паруса за борт, начало припекать. Старик расстегнул ворот рубашки. Тело у него было молочно-белое, Савельич летом пропадал в степи и на море, но никогда не загорал. Он достал пустую трубку, сунул ее в рот. Он был доволен: у Бориса вдруг обнаружилось немало сторонников; значит, есть честь у людей, надо только, чтобы всегда находился вот такой Борис, который подал бы свой твердый голос. И уже не один Бушменов оказывается под обстрелом. Возникает во всем районе что-то такое, от чего браконьерам становится не по себе. А это была заветная мечта Богдана Савельича. И хотелось ему, чтоб люди скорее пришли на помощь Борису. Старик знал, что, если вовремя не поддержать честного человека, от непомерной нагрузки может он и отступить, потерять веру в возможность своей победы.

— Был я вчера у следователя, — сказал Богдан Савельич. — Много накрутил против тебя Бушменов, но больше всего напирает на то, как ты на него оружие поднял, а потом, значится, прямо мордой в белугу сунул. В показаниях так и пишет: «Едва не удушил меня, путем заталкивания моей головы в брюхо снулой белуги».

— Было такое, — подтвердил Борис, скупо улыбаясь. — А за оружие он первый схватился.

— Отнес я следователю одну квитанцию. Завалялась в старухиных бумажках, она неграмотная и все бумажки сохраняла, вот и уцелела квитанция, — продолжал старик. — Помнишь, вырубил я во льду сотню воблушек, за них меня оштрафовал Бушменов. Следователь проверил ее. Знаешь, такой серии номеров у Бушменова не было. Понимаешь почему?

— Лишняя квитанционная книжка. Штраф брал, а деньги в карман.

— Да. Вот такие квитанции должны быть у людей, в книжке их штук сто, не меньше. Мне Шиклунов пообещал поискать у себя. У тебя не валяются?

— С рыбой не попадался. Как-то нарвались на него с обсохшими сазанами — Мильшин его отговорил от акта.

— Ругается Мильшин: живот сорвал, пока белужатину пер к машине, а пришлось всю сдать.

— Мне Мильшин как-то говорил, что он акты у Бушменова выкупал. Подпоит и выкупит, друзей выручал. Что, если сказать об этом? — спросил Борис.

— Сказать, что? Найти их, тогда они вес будут иметь. А наговорить можно что хочешь. Так можно и на тебя, и на меня наговорить. Взять бы эти акты у Мильшина, — старик покачал головой. — Бушменова не сняли — не отдаст акты Мильшин, а они целые у него. Он парень — ухо, палец ему в