Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум Страница 59

— Да ведь она не убежит, Шурик. Гляди-ка, ее ведь много. Выберем, которая получше, да ту и возьмем.

И правда, росянок вокруг нас росло сколько угодно. Всюду торчали из мха ее невзрачные цветки.

— Как же мы ее не заметили, Федя? Я ведь думал, что она зеленая.

— И я тоже, а она вон какая! — сказал Федя.

И мы принялись ползать по мокрому мху от одной росянки к другой. Нам все хотелось выбрать «самую лучшую». Но это оказалось нелегким делом — уж очень их было много. Зато мы, внимательно рассматривая каждую росянку, нашли довольно много таких, у которых один, два и даже три листочка держали зажатую в кулачке добычу.

А были и такие, которые уж, по-видимому, успели «покушать» — волоски на листочках у них стояли прямо, но между ними запутались ножки, крылышки и другие остатки «съеденного» насекомого.

Мы выбрали с Федей несколько росянок покрупнее и вместе с кусочком мха, на котором они росли, положили в свои тарелки.

Федя предложил было идти домой, но я все еще не успокоился. Мне хотелось сейчас же посмотреть, как росянка ловит этих комариков и мушек.

— Федя, давай «накормим» сейчас наших росянок. Поймаем комарика или мушку и «дадим» росянке.

Эта затея удалась нам не скоро. Мы долго не могли найти ни комарика, ни мушку. Когда их не нужно, так они летают целыми тучами, а когда нужно — ни одного нет. Мы искали их на коре сосенок, в кустиках голубики и на болотных растениях. Видели и жучков, и червячков, и бабочек, и крупных мух, и паучков, а комарика так и не могли сыскать.

Попробовали «дать» росянке паука, то есть посадили его на листочек. Но паучок деловито проковылял на своих восьми ножках по листочку и спокойно уполз в мох. Тогда мы посадили на листочек небольшую муху. Она сразу же улетела.

Наконец, мне удалось поймать мелкую-мелкую козявку с крылышками. Только козявка чуть-чуть прикоснулась к головке одного из волосков росянки, так и приклеилась. Она стала биться, задела крылышками за головку другого волоска — и крылышко приклеилось, а прикоснулась к третьему волоску — приклеилась ножка. Тут я понял, что головки у волосков липкие. Осторожно-осторожно дотронулся я до одной из головок пальцем, а затем приподнял его. За ним потянулась тонкая прозрачная нить, похожая на сироп или жидкий клей.

Я бы еще долго продолжал свои опыты над росянкой, но Федя запротестовал, наконец:

— Пора домой. Дома же удобнее все это делать, чем здесь, на болоте, в сырости.

Пошли домой. Через несколько минут я взглянул на росянку, которой мы дали козявку. А на том листочке уже больше половины волосков наклонились головками к средине и совсем прикрыли козявку. Да и остальные волоски туда же тянутся...

Домой мы вернулись без всяких приключений. Было не так поздно — мама еще на службу не ушла. Она было рассердилась и принялась упрекать меня, но я с таким азартом стал рассказывать ей про росянку, что она махнула рукой и ушла.

Много радости доставила нам с Федей росянка. Я и теперь вспоминаю о ней с удовольствием.

Она долго жила у меня на тарелке с мхом, на подоконнике, прямо на солнце. Нужно было только все время следить, чтобы мох не высыхал, и несколько раз в день поливать его дождевой водой.

Мы с Федей «кормили» ее комариками и другими мелкими козявками, также крохотными кусочками мяса, творога, крутого яичного белка и даже сыра. И росянка исправно все это «кушала». Положишь ей, бывало, на листок кусочек мяса чуть побольше булавочной головки и смотришь, что она с ним будет делать. Только тут надо большое терпение. Медленно-медленно, так медленно, что глазом не заметишь, как не замечаешь движения часовых стрелок, — волоски начинают наклоняться своими головками к кусочку и через несколько минут, то раньше, то позже, смотря по погоде (в ясную и теплую — скорее, в холодную и пасмурную — дольше) закроют его совсем.

В таком виде, с волосками, сжатыми в кулачок, листочек остается несколько часов, иногда целый день. А когда волоски распрямятся, на листочке уж ничего не остается — росянка «скушала» мясо, всосала его своими волосками.

Мы с Федей несколько раз пробовали «обманывать» росянку. Положим ей на листочек что-нибудь несъедобное — маленький камешек, щепочку или тряпочку и смотрим, что она будет делать. Но росянка не давалась в обман — волоски ее не сгибались и камешек или щепочка оставались лежать на листочке до тех пор, пока мы их не снимали.

Впрочем, росянка не «ела» и некоторых вполне съедобных и даже вкусных вещей — картошки, сахара, масла...

Как-то, когда мы с Федей безуспешно пробовали накормить росянку сахарным песком, пришел к нам Тараканщик. Посмотрел на наши опыты и сказал, что росянка «ест» только белковые вещества, которых много в мясе, в сыре, в яйцах, а в картошке, в масле и в сахаре их совсем нет, или очень мало.

Аквариум

Лето подходило к концу, уж чувствовалась близость осени — вечера становились длиннее, а ночи темнее. Но мы с Федей все еще не думали бросать свои летние занятия, хотя нет-нет да и вспоминали, что скоро начнется учение, и тогда придет им конец.

Особенно напомнил нам об этом отъезд Тараканщика. Он уехал в Петербург поработать, как он говорил, в лаборатории у своего профессора перед началом занятий в университете. Мы с Федей ходили на пристань провожать его. Жаль нам было с ним расставаться, за лето мы его успели полюбить. Поэтому домой мы вернулись грустные. Сели около наших банок, помолчали немножко, а потом разговорились и все о Тараканщике. Вспомнили, как интересно мы с ним познакомились на Макарьине, в старом доме, во время грозы. Федя и говорит мне:

— Давай, Шурик, сходим завтра на Макарьино. В последний раз. Попрощаемся с прудом.

— Сходим, только ведь прогонит нас опять чертушко-то этот, толстомордый-то парень.

— Может, и не заметит. Мы недолго там будем. Посмотрим пруд, половим в нем немножко, в дом заглянем, да и обратно.

— Ладно, пойдем!

На другой день утром мы пошли. День был солнечный, ясный, но нежаркий, а небо совсем чистое и синее-синее. У нас такое небо только под осень бывает.

На Макарьине все было по-прежнему, но близость осени и здесь чувствовалась — трава в саду и около пруда была скошена и уже успела отрасти мягкая, сочная отава, ситник и осока на пруду не то примяты, не то начали увядать, а на старых липах в саду среди темно-зеленой листвы появились первые желтые пятна.

Мы подошли к пруду. Заглянули в него — вода в нем устоялась и стала совсем прозрачной. Попробовали сачками пошарить, поймали кое-что, но ничего интересного, нового нам не попалось, все то же.