Александр Таненя - Родная душа Страница 6

Контингент вооружённой охраны был в основном женский. Сотрудницы ВОХР, или, как мы их с юмором называли, «вохрушки», время от времени приезжали со своими овчарками к нам в питомник аттестовываться и повышать квалификацию. И я часто слышал от женщин одну и ту же жалобу:

– Плевали на нас жулики. И на нас, и на наших собак…

Овчарки у них по своим рабочим качествам в самом деле были далеко не «элита». Подумал я, подумал – и решил бросить Ханыча «на усиление кадров».

Охраной территорий он до этого не занимался. Я начал с того, что на некоторое время подрядился с ним вместо одного знакомого охранять автостоянку. Объяснил кобелю, что такое обход периметра, откуда могут появиться враги и как поступать с человеком, лезущим через забор. Естественно, в качестве злоумышленников на первых порах выступали мои помощники. Буквально через неделю – куда быстрее, чем я предполагал, – Ханыч полностью вошёл в курс дела, и… до чего же ему это дело понравилось! Когда я стал возить его в тепличное хозяйство, у него буквально глаза загорались: ура, работаем! Ханыч быстро «накатал» маршруты обходов, и у вохрушек началась совсем другая жизнь. Тем более что его не нужно было отдельно учить ни личной охране, ни правильному поведению во время проверки документов.

Нет, он не злобствовал, не бросался с рыком, он вообще никого зря не обидел. Просто, когда работавшие с ним вохрушки встречали на территории сомнительную личность, эта самая личность, которая раньше просто послала бы их вместе с повизгивающими овчарками куда подальше, почему-то теряла дар речи. Ханыч тихо усаживался рядом с женщинами и СМОТРЕЛ. Кому не случалось стоять под прицельным и очень уверенным взглядом громадного чёрного зверя, тот навряд ли поймёт. Если же разговор делался напряжённым, взгляд пса приобретал смертоносное качество, словно где-то снимали предохранитель гранатомёта: «Дёрнешься напасть – убью. Дёрнешься убегать – убью за то, что удирал…» И ведь чувствовалось, что он это сделает. Действительно сделает.

Обороты немедленно снижались, личности безропотно открывали сумки для проверки, послушно топали с вохрушками на пост…

Однако из песни слова не выкинешь. Моральным давлением удавалось ограничиться не всегда.

Тот гражданин был гораздо более серьёзным преступником, чем обычные для «Лета» похитители помидоров. Собственно, продукция теплиц его вовсе не интересовала: он предпочитал выносить дорогостоящие корейки и балыки с расположенного поблизости мясокомбината «Самсон», а через территорию «Прошлого Лета» просто выбирался наружу. Может быть, за ним числились и более тяжкие преступления, ибо по своим душевным качествам этот человек был именно тем, кого сейчас принято называть «отморозками».

Уголовный розыск уже «вёл» его, именно в ту ночь должно было произойти задержание, но сотрудницы ВОХР, естественно, об этом не знали. Увидев на своей территории мрачного детину с подозрительной сумкой, вохрушки попытались его остановить.

Когда мужик не обратил на оклик никакого внимания, прозвучало предупреждение:

– Стой! Пускаю собаку!

Собакой был Ханыч, но и это отморозка не впечатлило. Он бросил громоздкую сумку и… принялся раздеваться.

– А пускайте, – заявил он охранницам. – Собаки голых не трогают!

Не знаю уж, откуда он почерпнул это заблуждение. Прозвучало «Фас!», Ханыч ринулся в атаку и схватил вора за ногу. Насчёт того, что «собаки голых не трогают», он оказался не в курсе… Тут надо сказать, что дело происходило задолго до открытия на каждом углу пунктов приёма металла, соответственно, возле теплиц валялось немало всяческого железного хлама. Укушенный мужик извернулся, подхватил с земли тяжёлый кусок металлического уголка – и с размаху огрел Ханыча поперёк спины. Да так, что лопнула шкура.

Вообще-то Ханыч во время борьбы с человеком, тренировочной или реальной, не зверел никогда. Ситуация неизменно оставалась контролируемой – Ханыча можно было в любой момент безо всяких проблем снять с оппонента. Этот случай стал исключением. Нельзя же, в самом деле, бить животное железным уголком и требовать, чтобы оно при этом проявляло корректность!.. Дальнейшее, по словам охранниц, было попросту жутко. Ханыч мгновенно опрокинул супостата и прижал к земле. Насел на него, чёрный в темноте, как кот на пойманную крысу, и принялся рвать. Одной из вохрушек от этого зрелища стало физически плохо, она впервые увидела, на что их четвероногий защитник был в действительности способен. Вторая оказалась покрепче и решилась Ханыча оттащить. Как ни странно, он послушался её – и в это время, привлечённая рёвом и воплями из-за забора, появилась группа захвата. Та самая, чей предполагаемый «клиент» валялся на земле в луже крови, растерзанный до полусмерти.

Говорят, при виде милицейского пистолета отморозок захохотал:

– Стреляй, мне плевать…

Ещё говорят, что лечили его в тюремной больнице до суда чуть не полгода.

ВЫСТАВОЧНАЯ КАРЬЕРА

Тогда же, в период службы в фирме «Прошлое Лето», и состоялась Ханычева короткая выставочная карьера. Вохрушки Ханыча любили. Не за бесстрашие и свирепость, не за то, что чувствовали себя за ним как за каменной стеной. В кругу своих это был просто большой, уютный, безопасный и ласковый пёс, всеобщий любимец. Родословная у Ханыча была в порядке, и в один прекрасный день вохрушки заставили меня поехать с ним на выставку в Гатчину.

Хвастаться нечем – фурора мы там не произвели. Наоборот, эксперт поглядывал на нас с явным неудовольствием.

– Собаку кормить надо, – сказал он мне назидательно. – Что это он у вас такой худой? – У Ханыча всю жизнь были видны два последних ребра. – Ротвейлер должен быть… сильным!

С экспертом в ринге не спорят, и это, конечно, правильно. Но вопросы задавать не возбраняется, и я спросил:

– А не покажете мне такого, кто, на ваш взгляд, сильный и правильный?

– Пожалуйста. – И эксперт указал мне на пса, занявшего первое место.

Делайте со мной что хотите, но это был не ротвейлер, а кусок чёрного сала. Он тяжело отдувался после незначительной пробежки по рингу. И, по-моему, после того, как он в изнеможении хлопнулся на пузо, слои сала ещё некоторое время колыхались и оплывали на землю. Хозяин радостно принимал поздравления и застёгивал на своём чемпионе прогулочную шлейку. Между лопатками на шлейке была ручка, как у чемодана. Не иначе для того, чтобы помогать подниматься животному, изнемогавшему под собственным весом.

И вот это несчастье, которое ходячим-то весьма условно можно было назвать, выиграло… РАБОЧИЙ класс. Мне стало обидно за породу, и я не то чтобы заспорил – просто выплеснул наболевшее.