Человеку нужен лебедь - Григорий Григорьевич Володин Страница 63

На машинах браконьеры вне опасности. Шумно, жадно оценят добычу и спокойно, рассчитанно расстреливают беспомощных пулей в затылок.

Крутые волны больно ударят по стаям птиц, поднимут их на крыло. Припадая к земле, замечутся они, отыскивая мелководье и затишки посреди степи. Браконьеры дуплетами по стаям будут валить десятками уток и гусей. Сотни подранков унырнут, уплывут, забьются по кустам, достанутся лисам, волкам и воронью.

Такую беду одному не остановить. Борис выехал на кратчайшую дорогу к дому и, морщась от боли в пояснице, понесся в поселок. Увидел вездеход, попытался выехать ему наперерез. Тот свернул в непролазную рощу тамариска, свободно проломился через нее и на большой скорости ушел к разливам. С одной машины, которую Борис хотел остановить, ему погрозили ружьем, с другой, когда он стал ее настигать, сыпанули на дорогу мелких железных ежей.

Изношенные тормоза старого мотоцикла не успели погасить разбег, и Борис влетел на ежей. Скаты зашипели и сразу обмякли. В кузове убегавшего грузовика весело заорали, замахали руками. Один тыкал кулаком в номер машины, густо замазанный грязью.

Выбрав из покрышек ежей, Борис выкатил мотоцикл на высокий бугор. Снял колеса, принялся ремонтировать скаты.

Моряна свистела в кустах. Вырывая из рощи шары перекати-поля и курая, гнала их в степь, кувыркая и подбрасывая. Уносясь вдаль, они становились похожими на бегущих зверей. К дороге подступала вода, побежала по колее ручьями. Борис спешил, пытаясь скорее заклеить камеры, чтобы успеть проскочить балку, которую вот-вот зальет моряна. Не успеет — придется делать крюк в два десятка километров. Ругал себя, что не поверил синоптикам и не уехал в поселок утром. Сейчас был бы уже здесь с охотинспекторами и ни одну машину не упустили бы.

Вода облила бугор. Стаи уток, сбитые волнами с разливов, понеслись над головой, садились в ближайшие кусты, кучей сбивались за островком. Вымученные ураганным ветром, птицы выходили на сухое и обессиленно присаживались. Там, куда умчались машины, загремели дуплеты. Их было так много, что звуки их почти сливались в сплошной грохот.

Недалеко из тамарисковых зарослей выполз трактор с облепленной людьми кабиной. Сокрушая гусеницами малые и большие кусты, он рвался вперед, как атакующий танк. Борис выстрелил, требуя остановиться. Оттуда приветливо помахали, давая понять, что ему не будут мешать, идут, мол, дальше. Трактор влетел в воду и, не сбавляя ходу, направился к большой кулиге камыша-каржатника, где кабаны иногда пережидали моряны. Борис еле удержался от желания влепить пулю в кабину.

Со стороны поселка показалась машина. Она неслась по залитой колее, волоча по бокам высокие веера брызг. Борис выбежал на дорогу. Знаками показал, что будет стрелять, если шофер не остановится. Грузовик, не сбавляя скорости, несся вперед. Борис поднял ружье и прицелился в ветровое стекло, чуть выше головы водителя. Тот, поняв, что с ним не собираются шутить, начал тормозить. На подножку вылез человек, угрожая оружием, потребовал посторониться. Борис снизил стволы, отвел их в сторону от машины и выстрелил. Пуля понеслась с визгом. Ее услышали в кузове, вскочили и затарабанили по кабине. Человек с подножки нырнул внутрь к шоферу. Тот резко затормозил. Машина пошла юзом, выскочила на обочину, развернулась поперек дороги.

— Ты что, сбесился? — заорали из кузова.

Из кабины выскочил Бушменов и, сыпя матом, пошел к Борису.

— Я тебе покажу, падло, как в людей стрелять!

Его нагнал Светлочерненко, оттащил в сторону.

— Кто дал ему право? — снова вырываясь вперед, закричал Бушменов. — Кто, я спрашиваю?

— А, старый приятель, — усмехнулся Бочаров.

— Мало тебе, что ты из инспекторов турнул меня! — уже задохнулся Бушменов до синюшности в лице. — Совсем хочешь со свету сжить!

— Отойди, — попросил его Светлочерненко. Видя, что Бушменов собирается выхватить ружье у Бориса, рявкнул: — Кому говорю, отойди! — ухватил Бушменова за руки, снова отвел в сторону. — Стой, не смей подходить. — Вернулся к егерю. — Мы тебя не видели, Борис, а то бы остановились.

— Он не имеет права, сейчас распрет! — крикнул Бушменов.

— Зачем нас остановил, Борис? Мы не на кабанов, на птицу. Слышишь, все стреляют.

— Ты же голосовал, чтобы в стихию птицу не бить. Забыл?!

— В такие моряны всегда охотились.

— Нет такого закона, чтобы в распрет запрещать охоту, — не унимался Бушменов. — Вы с Богданом придумали! Дичь жалеют, а людям жить не дают! Праведники нашлись!

— Бывай здоров, Борис, — Светлочерненко пошел к машине.

— Ты же голосовал, — уже с ноткой отчаяния опять напомнил Борис.

— Ваши голоса псу под хвост, пока такую же бумагу сверху не спустят. Понимать надо! — Бушменов покрутил пальцем около виска и, изощренно сквернословя, полез в кабину. Увидел разобранный мотоцикл, злорадно крикнул: — Что, ежиков поймал? Смотри, как бы под рубашку таких не всыпали! Не добил тебя Мильшин, другую пулю ищешь? Ну, ну, допрыгаешься.

— Трогай! — крикнули из кузова.

Борис отступил с дороги.

Долго стоял подавленный. Может, другой и плюнул бы на все, уехал бы из этих мест как можно дальше, нашел бы другую работу. А этот, пересилив отчаяние, снова склонился к мотоциклу с неистребимым желанием победить Бушменова и таких, как он, потому что видел в этой победе нечто куда большее, чем справедливую кару браконьерам.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Понимая, что захватить Бушменова на ночной охоте без помощи Мильшина не удастся, Борис вновь пришел к нему. Мильшин заспешил навстречу, пригласил садиться.

— Некогда рассиживаться. Пора ехать брать Бушменова.

— Я не знаю, где он, — Мильшин отвел взгляд. Осенью он отпустил усы. Черные, чуть вислые, они изменили его лицо. Стало оно круглее и потеряло схожесть с ликами благообразных старцев с икон. — Не знаю, где Бушменов гусей бьет.

— Ладно, поеду без тебя, — угрюмо сказал Борис.

— Один не смей. Бушменов свою безработицу тебе не спустит. Злой! Ты здорово постарался, чтобы за него взялись следователи, влепят ему за многое, за взятки от браконьеров больше всего. Да-а, побрал он их. — Прищурившись, посмотрел на Бориса: — Добить хочешь?

— Бушменова — нет. Браконьера — да.

— Денег он приходил просить, — признался Мильшин. — Похудел, сдал здорово. Деньги ему нужны, — видать, взяткой хочет отделаться.

— Я думал, снимут — поумнеет.

— Не первый раз снимают. С него как с гуся вода.

— Теперь в последний.

— Может быть. Да, у горбатого и постель горбатая. — Мильшин положил руку на стол, разглядывая ладонь, заговорил: — Хочешь добить браконьера Бушменова? Нет, не по нему бьешь, вижу. А как же зимой будем жить, а? Я никогда мясцо не покупал, знаешь?

— Будут лицензии на кабанов и сайгаков.

— Кому выдавать?

— Кто нуждается.

— А кто решать будет?

— Ты, я, все.

— И Вакаренко?