Виктор Савин - Юванко из Большого стойбища Страница 65

На этот раз день начался с удачи. Гончаки подхватили беляка в метлике. Он еще не успел убраться на лежку. На первом же круге он лежал у моих ног. К полудню мы уже добыли трех зверьков. Тут бы можно и закончить охоту, но Ларионыч рассудил так: надо взять еще одного зайца, а то как их делить? Предлагал я старику взять двух беляков, а мне, мол, хватит и одного. И на это он не согласился. У него правило: что добыто в лесу с товарищем — делить все поровну.

Сходили в избушку, пожевали хлеб, колбасу, согрелись чайком и снова послали собак рыскать по лесу. С обеда Куцый работал вяло, на гону взлаивал редко, словно ударял в большой надтреснутый колокол. Зато мой Фальстаф по-прежнему носился резво и звенел, будто забавлялся игрой в малые переговаривающиеся колокола. Затем Куцый стал отставать от моего гончака, а через некоторое время совсем замолк, затерялся где-то в дальних перелесках.

Ларионыч, смотрю, забеспокоился. Подошел и говорит:

— С Куцым что-то неладно. Никогда еще он не сходил с гона без причины. Стой тут, а я пройду по его следу.

И ушел. Вернулся старик с Куцым на руках. Нес, как ребенка, прижимая к груди.

— Опять из сил выбился? — спросил я.

— Все… Совсем… На своем посту мой гончак расстался с жизнью, — сказал старый охотник. Из глаз у него хлынули слезы, стекла очков сразу запотели и стали мутными.

Наша охота была прервана. Под скалой возле избушки Ларионыч разобрал кучу камней, положил в ямину своего пса, соорудил над ним нечто вроде обелиска, а на отвесном утесе углем жирно написал:

«Куцый, верный мой друг, гончак. Служил до последнего вздоха».

НАЙДА

— Папка, я собаку нашел!

В руках у меня черный щенок. Мну его, ощупываю. Он еще совсем маленький, мордастый, мягкий, шелковистый. Таращит на меня глаза. А глаза у него будто виноватые, маслянистые.

— Где ты его взял, Сергей? — спрашивает отец.

— На улице, у кинотеатра. Бежит за мной, ласкается.

— Ну, вот и отнеси туда. Хозяин, наверно, с ног сбился, ищет собачонку. Нехорошо брать то, что не твое.

— Да он, папка, беспризорный. За всеми гоняется, а никто его не возьмет, не пожалеет. Он голодный, покормить надо.

— Ну, накорми.

Я все-таки уговорил отца. И щенок остался у нас. Смастерили ему на дворе конуру, привязали на шнурок. Поставили две миски: одна — с водой, другая — с едой. Мальчишки со всей улицы приходили посмотреть мою собаку. И все завидовали мне. Ведь ни у кого из них нет такого щенка!

Отец помог мне придумать имя собаке, а потом будто и забыл о ней. У него были свои две, охотничьи: легавая и гончая. И жили они в избе. Без привязи. Спали на мягких подстилках. А моя собака была беспородная, отец говорил, что она помесь сеттера и дворняжки. У глаз, на груди и на лапках у нее рыжие подпалины. Но мне ладно и такая. Мне рано еще на охоту ходить. Зато на городской пруд, на реку, в горы моя Найда всегда следовала за мной. Она быстро подрастала и становилась очень понятливой.

Как, бывало, отец, я начал ее обучать всяким премудростям: отыскивать спрятанные вещи, приносить брошенную щепку, подавать голос, когда ей покажешь кусочек сахару или хлеба. Команды: «ищи», «дай», «сюда», «проси» она уже знала назубок. Потом стала понимать приказы «вперед», «назад», «к ноге», «в воду». Вначале все это она делала, конечно, за плату: за сахар, за конфеты, за колбасу. А после оставалась благодарна и за то, что я ласково поглажу, потреплю ее по спине. В ответ на это она помахивала хвостом, тяжелым, как пихтовая ветка, глядела мне в глаза и словно говорила: «Приказывай еще, я готова сделать для тебя все». И тут же прыгала с лапами ко мне на грудь, стараясь лизнуть в лицо.

Это была первая ступенька в обучении Найды, ставшей уже взрослой. Но я хотел сделать ее необычной, отменной собакой, какой не было ни у кого в нашем городе.

Дружил я в ту пору с Андрейкой Чернопятовым, худым, высоким, рыжим, как таракан. Учились мы с ним в одном классе. Он пятерочник по всем предметам, ну, а я хватал тройки по математике, по физике. Что-то не лежала душа к этим наукам. Мне часто приходилось обращаться к товарищу за помощью. А жил он от нас не очень близко. С каждым вопросом не побежишь к нему. Про меня и дома-то говорили, что я не по годам толстый и ленивый. Вот я и решил приспособить Найду в посыльные. Долго ломал голову над этим. И все же придумал.

Как-то пришел ко мне Андрейка. Мы иногда вместе с ним натаскивали Найду.

И вот снова взялись за ее обучение. Достал я из кармана авторучку, вырвал из блокнота листок, нарисовал на нем, так, для смеха, чертика и сказал собаке:

— Найда, это записка. Ее нужно доставить по адресу и принести ответ. Понятно?

Собака вильнула хвостом.

Я прикрепил бумажку к ошейнику.

— А теперь вперед!

И сам пошел за ворота. Она меня обогнала.

У ворот команду перенял Андрейка:

— Вперед, вперед, Найда!

Я остался на месте, а мой товарищ пошел за собакой. У Чернопятовых она уже бывала не раз и взяла направление сразу туда.

Дома Андрейка отвязал бумажку от ошейника, дал ее понюхать Найде, а потом попотчевал ее сахаром, колбасой. Пока она ела сахар и колбасу, смаковала, облизывалась, просила еще, усиленно работая хвостом, парень нарисовал на этой же бумажке еще одного чертика и прикрепил к ошейнику.

— Вот и все, Найда. Ступай домой, вперед!

Домой собаку и провожать не надо было за ворота. Кто не знает свой дом? Даже лошадь и та, зачуяв жилье, прибавит ходу, поспешит на конюшню, где ждут ее кормежка и отдых.

В этот день Найда одна сбегала по заказу с записками к Чернопятову раз пять, досыта наелась сахару и колбасы. А на другой день сама, только увидела, что прикрепили бумажку к ошейнику, кинулась стремглав со двора и помчалась к Андрейке.

Так собака стала связным между мною и Чернопятовым. С этого времени я зажил беспечно. Можно было на уроке кое-что и пропустить мимо ушей, не записать домашнего задания. Андрейка — пятерочник, он выручит, стоит только послать к нему Найду.

Затем я избавился от ходьбы в булочную. В ближайшем хлебном магазине работала Андрейкина мать. Я научил Найду ходить и туда. Дадут мне поручение сходить за хлебом, а я выйду во двор и дам хозяйственную сумку с застежкой-«молнией» в зубы своей ученой собаке. В сумке лежат записка и деньги.

— Ну-ка, Найдочка, сходи, пожалуйста, за меня в булочную.

И они бежит. Собаку с сумкой в магазин и даже за прилавок пускают беспрепятственно. Мама Чернопятова знает, что Найда — собака не обыкновенная, как все, а умная, чистоплотная и, понятно, не позволит себе чего-нибудь плохого.