Джой Адамсон - Моя беспокойная жизнь Страница 8

Что больше всего восхищало меня во Фрассе — это его манера выполнять все самому, от первоначального замысла до завершения работы. Очень немногие скульпторы поступают таким образом.

От него я узнала, насколько важно сделать такой набросок фигуры, чтобы он удовлетворял требованиям материала, в котором она будет воплощена, поскольку камень, мрамор, бронза, воск и дерево предъявляют различные требования к скульптору. Создание фигуры из целого куска дерева или камня казалось мне более привлекательным, чем работа с глиной. Поэтому я вернулась к резьбе по дереву и сделала несколько обнаженных фигур.

Одно время я стала увлекаться индонезийской резьбой по дереву и намеревалась поехать на остров Бали, чтобы поучиться у Вальтера Шписса, который там жил. В ответ на мое письмо он сообщил, что я должна либо иметь определенные доходы, либо выйти замуж за голландского плантатора, но, поскольку я не располагала средствами, чтобы жить в Индонезии, и у меня не было желания выходить замуж за голландского плантатора, я отказалась от этой идеи. Мне подумалось, что можно также поехать с человеком, намеревавшимся исследовать Соломоновы острова, на которых местные жители также занимались резьбой по дереву. Однако, когда этот исследователь сказал, что, если я поеду с ним, он оставит свою жену и я должна буду стать его любовницей, мне пришлось отказаться и от этого замысла.

Конечно, я хотела бы выйти замуж, но я не встретила еще такого человека, с которым могла бы соединить свою жизнь. Поэтому я много времени проводила в одиночестве, подолгу гуляя в лесу или катаясь на лыжах и стараясь быть как можно ближе к природе и как можно дальше от общества.

Внезапно в моей жизни появился новый интерес. Мои друзья студенты-медики устроили так, что я смогла побывать вместе с ними в прозекторской. Они предупредили меня, что мне может стать дурно, но я была настолько заинтересована соединением костей, сухожилий и тканей, что не думала о последствиях. Действительно, я так увлеклась, что решила бросить скульптуру ради медицины. Это означало, что мне придется потратить два года для подготовки к вступительным экзаменам, которые позволят поступить в университет, и в то же время мне придется освежить в памяти латынь. Бедная Ома! Только теперь, когда я пишу о тех временах, я сознаю, как прекрасно она понимала меня и как глубоко любила. Мне было двадцать три года, многие мои родственницы и подруги уже вышли замуж или работали. Только я, решившая вновь пойти учиться и потратить на это семь лет, как всегда, оставалась далекой от какого-либо определенного дела и представляла тяжелое финансовое бремя для Омы.

Мои новые занятия давались мне нелегко. Я никогда не была сильна в математике, химии или физике, а на подготовительных курсах не имела доступа в лаборатории и поэтому часто впадала в отчаяние. Было трудно также учиться с людьми моложе меня, и много часов уходило на домашние задания, которые почти не оставляли времени для встреч с интересными учеными и художниками или для лыжных прогулок в конце недели, которые я так любила.

Именно на одной из таких прогулок я и встретила Виктора фон Кларвилла, известного среди друзей как Цибель, которого они считали одним из самых эксцентричных людей в Вене. Он рассказывал мне о своем увлечении птицами, о любви к природе, о желании избавиться от сложностей городской жизни и о том, как, мечтая об этом, он переписывался с Аленом Жербо, жившим тогда на Маркизских островах. Цибель думал поехать к нему, но Жербо ответил, что предпочел бы, чтобы острова остались для него одного.

Мы виделись каждый день, но я была очень удивлена, когда через три недели Цибель сделал мне предложение и настаивал, чтобы мы поженились немедленно. Он умолял меня прервать занятия, уверяя, что мне никогда не придется зарабатывать себе на жизнь, и обещал, что мы вместе подыщем домик, который будет соответствовать нашим мечтам. Мы поженились весной 1935 года.

Цибель был преуспевающим бизнесменом, имел много друзей и страстно увлекался лыжами. Летом мы много путешествовали, а зимой катались на лыжах. Мой муж избаловал меня, стараясь изо всех сил сделать мою жизнь как можно более беззаботной, но именно этим он бессознательно делал ее еще труднее.

Мы очень мало знали друг друга до женитьбы, чтобы я могла понять, насколько различны были наши взгляды на жизнь. Я пыталась разделять взгляды мужа и понять его поведение, но и то и другое было чуждо мне, и это омрачало наш брак. Я также считала светскую жизнь, которую теперь вела, совершенно пустой и терпела ее лишь постольку, поскольку сознавала, что скоро наступит момент, когда мы найдем себе местечко, где сможем жить так, как хотели.

Мы написали письма губернатору Таити и некоторым лицам на Тасмании и в Калифорнии, но безрезультатно. Теперь мы переписывались со швейцарским фермером, обосновавшимся в Кении. Цибель не хотел сжигать свои корабли в Вене до тех пор, пока не будет знать, понравится ли мне Африка, и поэтому предложил, чтобы я отправилась туда вначале одна, пожила в семье фермера и присмотрелась к стране. Он не хотел, чтобы люди знали, что мы собираемся покинуть Австрию навсегда, и настаивал на том, чтобы моя поездка в Африку осталась в тайне.

По пути на машине в Геную, где я должна была сесть на пароход, мы остановились в Каринтии у наших друзей. Мы застали их обсуждающими удивительные способности местного предсказателя судьбы. Я довольно скептически относилась к людям такого рода, но этому человеку, безусловно, принадлежал ряд впечатляющих предсказаний. Я решила, что было бы любопытно испробовать его способности, и написала два вопроса: останусь ли я жить там, где я нахожусь сейчас, и будут ли у меня дети? Я не подписала письма и не оставила своего адреса, а просто запечатала письмо в конверт и попросила друзей сохранить ответ до тех пор, пока я не затребую его.

В Генуе я простилась с Цибелем. Раньше я никогда не выезжала из Европы, и путешествие в одиночку пугало меня. Но Цибель успокоил меня своей убежденностью, что все обернется лучшим образом для нас обоих.

Когда пароход отчалил, я стояла на палубе и смотрела, как он становился все меньше и меньше, пока окончательно не исчез в прибрежной дымке. Это было 12 мая 1937 года.

Знакомство с Африкой

На рассвете следующего дня впервые передо мной предстала Африка. Взбежав на верхнюю палубу, я увидела словно сошедших с египетского фриза мускулистых бородатых суданских носильщиков, поднимавшихся по трапу.

Мы прибыли в Порт-Саид. Ослепительный дневной свет, незнакомые запахи гавани, белые постройки с плоскими крышами, яркие одежды людей — все это пленило меня. Ни в одной из многих европейских стран, где я побывала, мне не приходилось видеть ничего подобного, и вместе с тем я почувствовала себя здесь как дома.