Игорь Скорин - Ребята из УГРО

Ребята из УГРО

ПРОЛОГ

В этот год холода упали рано. Землю чуть припорошило снегом, а ему бы, снегу-то, идти да идти — ведь морозы жмут такие, что впору Ангаре становиться, а она почернела, покрылась ледяным салом и бежит себе да бежит. Вьется над рекой пар, стынет на морозе и мохнатым инеем-куржаком опускается на старинный город Иркутск. Редкие фонари с холоду притушило, затуманило, и с вечера нет на улице людей. После тепла в бабье лето прячется по домам народ. Хоть и сибиряки, а отвыкли за лето от стужи, да и навалилась она не ко времени. Морозы, что ни день, крепчают. Трещат от них лиственничные венцы рубленых домов. Лопаются деревья в комле от опустившегося книзу сока. Собаки жмутся к теплу: шкура летняя, без подшерстка, греет плохо. Извозчики, на что народ дюжий, ко всему привычный, но и те по домам сидят, только самые жадные выезжают и дерут за пяток кварталов по трешке. В такую погоду разве крайняя нужда из дому выгонит, особо к ночи.

Хоть и мало фонарей, а далеко видно одинокого прохожего, поднимающегося вверх по Русиновской. Торопится человек, а по дощатому тротуару не разбежишься: заледенели доски, прикрытые снегом дыры, словно капканы, ждут, чтобы человек оступился. Внизу, ближе к базару, на Русиновскую медленно выползла кошева, запряженная парой мухортых кобылок. Кучер придержал их в тени, что падала на дорогу от забора. Седок, устроившийся позади, встал, огляделся, заметил человека, что-то сказал кучеру, и тот свернул лошадей вслед. Заслышав скрип полозьев, прохожий оглянулся, увидел упряжку и сразу заспешил, ткнулся в калитку у первых ворот, но она и не шевельнулась — видать, на крепком засове была, — бросился вперед, прижимаясь к забору, поскользнулся, упал и едва поднялся, как над ним взвился аркан. Ременная петля захлестнула грудь, притянула к туловищу руки так, что ни сбросить ее и ни ослабить. Кучер погнал лошадей, и человек запрыгал вслед за кошевой. После нескольких скачков упал и тащился на аркане по обледенелой дороге. Бандиты втянули его в сани, и лошади рысью пошли в гору. Ни крика, ни шума. Прижал тишину хлесткий мороз…

«…Сообщаю, что за сутки моего дежурства по Иркутскому областному уголовному розыску с двадцать третьего на двадцать четвертое октября 1938 года зарегистрировано одиннадцать преступлений. По городу Иркутску: разбойное нападение кошевочников — одно не раскрыто. Грабежей — три, два преступника разъездом конной милиции задержаны. Краж — четыре, одна раскрыта. По области: в Черемхово обворован промтоварный магазин. В Тайшете — тяжкое ножевое ранение. На Качугском тракте вооруженный налет на базу «Баргузинзолото продснаба», в перестрелке убито два бандита, трое, отстрелявшись, скрылись. Меры к их розыску и задержанию приняты…»

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Саша проснулся рано. В окно сквозь разрисованные морозом стекла смотрела белесая от снега ночь, тускло светился фонарь на противоположной стороне улицы. В комнате, где спали отец и мать, тикали ходики. Чтобы узнать время, он поднялся со своего топчана и потихоньку, босиком, ступая на цыпочках, пошел в соседнюю комнату, подобрался к стене, пощупал на часах стрелки и очень удивился — было около пяти утра. Больше четырех часов оставалось до того времени, когда он, Саша Дорохов, придет в уголовный розыск и начнет искать преступников. Просто не верилось, что теперь не нужно ходить в институт, сидеть на лекциях, готовиться к зачетам.

За одну шестидневку вся жизнь полностью изменилась. Саша забрался в постель и закрыл глаза, но заснуть не мог. Разные мысли лезли в голову. Все началось совсем недавно, в комитете комсомола института. Его и Женьку Чекулаева вызвал секретарь, вручил конверт, запечатанный сургучными печатями, и велел идти в горком комсомола.

Дальнейшее отчетливо врезалось в память — наверное, на всю жизнь.

…Подходил к концу тысяча девятьсот тридцать восьмой год. Студенты второго курса Иркутского сельскохозяйственного института Саша Дорохов и Женя Чекулаев, как и многие их сверстники, мечтали попасть в Интернациональную бригаду и драться за свободную Испанию. Они увлеченно занимались спортом, втайне надеясь, что физическая закалка им пригодится в скором времени в схватках с франкистами. Но время такое не наступало, и будущим агрономам ничего не оставалось больше, как добросовестно изучать почвоведение, агрохимию и другие науки…

Быстро шагая по улицам, парни пытались разгадать тайну конверта, и при мысли, что их все-таки могут послать в Испанию, обоих обдавало жаром.

В горкоме, возле раздевалки, они увидели еще двух комсомольцев. Дорохов подтолкнул приятеля:

— Смотри, и Колесов Степан здесь. Помнишь, он еще с первого курса от нас сбежал в педагогический? Колесов, подожди! Не знаешь, зачем нас вызвали? — Саша подошел к загорелому, большеглазому парню в новенькой лыжной куртке.

— Понятия не имею. Да, знакомьтесь, ребята, это тоже будущий педагог — Володя Лисин. Между прочим, по легкой атлетике перворазрядник. Ну, пошли, что ли!

В приемной секретаря оказались еще ребята. Одни чинно сидели на расставленных вдоль стены стульях, другие собрались группами и тихо беседовали. Были здесь и знакомые. Вот этот, худой и длинный как жердь, у которого руки чуть ли не до колен, Толька Боровик из медицинского, тоже боксер. К нему на ринге и не подступишься: руки что оглобли, как ни блокируй, обязательно наткнешься на кулак. В ближний бой на хороший удар ни за что не подпустит. Боровик разговаривал с двумя незнакомыми ребятами. Заметив Дорохова и Чекулаева, он поднял сжатый кулак, точь-в-точь как приветствовали друг друга республиканцы в Испании. Чуть дальше, возле стены, облокотившись на тумбочку с бюстом Николая Островского, стоял еще знакомый парень из университета, которого звали Лёсиком.

Чекулаев ткнул приятеля в бок, хмыкнул:

— Часа два, видать, сидел в парикмахерской!

Лёсик был известный модник. Коротко стриженная челка блестела, побритый почти до макушки затылок отливал синевой. Даже сейчас, в мороз, он щеголял в остроносых туфлях «джимми» и в широченных брюках «Оксфорд». Разговаривая с парнем, Лёсик то и дело поглядывал на свои часы с черным циферблатом и на металлической браслетке. Смотрел не по надобности, а для пижонства, чтобы все видели: у него часы.

— Пирог без начинки, — буркнул Дорохов и отвернулся.

— Гляди-ка! — оживился Чекулаев. — И Андрюша Нефедов здесь.

Саша увидел грузно сидящего на стуле в углу комнаты большого красивого парня. Он учился в Политехническом институте и занимался французской борьбой. Силища у него была дай бог! И весу, наверное, не меньше девяноста килограммов.