Г Фальберг - Звезды видят все Страница 10

— Вы имеете в виду сэра Генри Моргана?

— Разумеется. Этот флибустьер в знак благодарности получил позднее от Англии дворянский титул и был назначен губернатором Ямайки.

— А вы уверены, что в этой бухте больше никогда не стояли на якоре одновременно четыре фрегата?

— Конечно, уверен. До этого времени корабли очень редко посещали эти острова, а те немногие случаи, когда это имело место, хорошо известны, поэтому я и заявляю об этом с такой категоричностью!

Чехии придвинул к себе пепельницу, стряхнул пепел со своей же успевшей погаснуть сигары, неторопливым движением вытащил зажигалку, щелкнул ею и, разжигая сигару короткими затяжками, задумчиво сказал:

— В таком случае, как вы все это себе объясняете? Ведь д-р Нево категорически заявляет, что не в состоянии показать нам более поздние периоды нашей истории.

Вместо ответа Деккер лишь пожал плечами.

— Правы мы или нет, мне ясно одно: здесь мы имеем дело с великим изобретением!

Чехии в знак согласия кивнул.

— Мы даже еще не можем оценить всей глубины этого открытия. Возьмите хотя бы некоторые актуальные историко-географические проблемы, которые уже много веков представляют для человечества сплошные загадки! Теперь эти загадки могут быть наконец разрешены. Вспомните, к примеру, Атлантиду! Какое множество теорий существует по поводу этой исчезнувшей под водой земли!

Профессор Деккер глубоко затянулся своей сигарой. Слишком уж ошеломляющими были перспективы, чтоб он смог удержаться и не пофантазировать. Видимо, Чехина охватило такое же чувство, ибо он воскликнул с воодушевлением:

— А остров Пасхи, дорогой коллега! Теперь мы можем узнать, действительно ли он был заселен выходцами из Америки и кто воздвиг на нем загадочные фигуры.

Деккер сказал::

— Теперь меня не удивляет, почему профессор Тербовен забросил физику и превратился в археолога! Голова начинает кружиться, когда подумаешь, какие возможности открывает он для науки. Бесчисленные проблемы ждут своего решения.

— Да, в общем-то мы не так уж много знаем о прошлом, — поддержал Чехии мысли Деккера.

— И как вообще могло случиться, что нам так мало известно об истории земли! Неужели культура древних народов была так низко развита, что они не могли нам оставить какие-либо письмена! — Деккер задумчиво посмотрел на огонек своей сигареты и на поднимающуюся от нее тонкую струйку голубоватого дыма.

Чехии не заставил себя ждать с ответом.

— Никоим образом, дорогой коллега! Дело не в этом! Как историк я вам скажу, почему так случилось. Причин много, и не последнюю роль играют войны. Бешеная фурия войны многое уничтожила, не оставив после себя в ряде случаев ничего, кроме пепла! Вспомните, пожалуйста, о Трое! Шлиман раскопал не менее чем семь лежащих друг над другом разрушенных городов — по утверждениям Дёрпфельда их было даже девять, — но только один из них был гомеровской Троей. Девять раз она возрождалась и вновь разрушалась войнами так, что не оставалось ничего, кроме почерневших от пожаров руин, о которых мы почти ничего не знаем!

— Согласен! Но разве сама природа не стерла многих следов?! Возьмите туже Трою! Ведь Шлиман нашел развалины первого города под пятидесятиметровым слоем земли! Разве землетрясения, извержения вулканов, наводнения и другие стихийные бедствия не внесли своего вклада в это дело?

— Разумеется, внесли! И это, по всей вероятности, относится как к Атлантиде, так и к острову Пасхи. Только обо всех этих стихийных бедствиях наверняка имелись какие-нибудь письмена или зарисовки, которые опять-таки были уничтожены войнами. В этой связи я вспомнил о крупной библиотеке в Александрии, которая погибла в пожаре войны в 48 году до нашей эры. Там хранилась записанная на многих тысячах папирусов вся история древности.

Профессор Деккер продолжал убежденным тоном:

— Человечество нуждается лишь в одном — в мире! Всем народам дорог мир, все народы хотят жить в мире. Только он и в состоянии обеспечить сохранность исторических достижений.

Чехии кивнул в знак согласия:

— Остается только пожелать, чтобы изобретение Тербовена служило в будущем науке. В этом случае, наука сделает небывалый скачок вперед и неизмеримо обогатит наши знания по истории. Естественно, следует опасаться, что определенные группировки попытаются протянуть свои лапы к этому изобретению. И тогда для науки оно, конечно, будет потеряно.

— Будем надеяться, что до этого дело не дойдет! — подытожил профессор Деккер их размышления, собираясь распить с коллегой остатки бургундского.

Чехии, приподняв голову, посмотрел куда-то вдаль и задумчиво, словно разговаривая сам с собой, сказал:

— На одной надежде далеко не уедешь…

Но профессор Деккер поднял рюмку и тем самым вывел Чехина из задумчивости.

— Ну, в таком случае, — за науку! — сказал Деккер, а Чехии добавил: — И за изобретение профессора Тербовена!

8

Сквозь большие окна с двойными рамами — они протянулись от пола и до потолка, занимая всю стену, — падали косые лучи солнца. По всей гавани, до примыкавших к ней небоскребов, теплыми тонами отражался в воде небосвод. Наверху, на головокружительной высоте, среди многих сотен однотипных окон находилось окно, за которым стоял мистер Мак-Кормик и смотрел вниз на движение и суету меж возносящихся к небу стен. Клокочущий и бурлящий шум одного из величайших городов мира здесь почти не был слышен. В помещении, посередине которого красовался необыкновенной величины письменный стол, было до странности тихо.

Кроме письменного стола, в кабинете был небольшой курительный столик с четырьмя креслами и домашний бар.

Человек, стоявший у окна, был среднего роста, на нем обычный костюм, какие висят в любом магазине. Возраст его определить трудно, ясно только, что ему не более шестидесяти. Бросалась в глаза его голова — с широким лицом и лысым черепом. Подбородок резко выдавался вперед, а глаза свидетельствовали о решительности, граничившей с беспощадностью. Но разве знал его кто-нибудь из тех людей, на которых он смотрел сейчас из окна! Лишь очень немногим имя Мак-Кормика что-то говорило, и вряд ли кто знал этого человека, который, наконец, оторвался от окна и спокойно направился к своему необычно выглядевшему столу.

Левая рука человека была парализована и безжизненно свисала вниз. Двигаясь неуклюже и угловато, он уселся в кресло, стоящее у письменного стола полукруглой формы. Этот стол был похож на пульт управления современной радиостудии. Здесь можно было увидеть и пневматическую почту. И лишь большая папка для. бумаг, казалось, была не к месту, на фоне всей этой техники.