Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин Страница 11

Вошла молодая круглолицая женщина, с ясными карими глазами. В ее походке и стройной фигуре чувствовалась уверенность: мол, знаю, что красива; любуйтесь, великодушно разрешаю.

Мы поднялись, как по команде.

— Ну, я удаляюсь, — проговорил начальник госпиталя ни к кому не обращаясь и пятясь к двери.

— И правда, симпатичные ребята, — пошутила Синеокова. — Только что мне делать сразу с двумя? Это ведь как в частушке: тут уж я уж растерялась, тут уж я уж не могу…

— А мы пужливые, по одному не ходим, — в тон ей ответил я.

— Ой ли!

— Людмила Ивановна, у нас к вам есть разговор, — уже серьезно сказал я, представившись — Расскажите, пожалуйста, о своей жизни.

— О моей жизни? — смущенно переспросила Синеокова. — Почему вдруг заинтересовала вас моя тихая жизнь? О ней и рассказывать нечего: вся как на ладошке.

— Такая уж служба у нас, Людмила Ивановна, всем приходится интересоваться, — пояснил старший лейтенант.

— Ну раз служба, извольте. — Синеокова села, одернула юбку, поправила темные, коротко подстриженные волосы. — Родилась двадцать шесть лет тому назад в Томской области. Перед войной окончила десять классов потом шестимесячные курсы медицинских сестер. Всю войну была на фронте, четыре года работаю здесь. Вот и вся моя жизнь… Что конкретно вы хотели бы знать, спрашивайте.

— Вы член партии?

— Беспартийная.

— Награды?

— Ордена Отечественной войны второй степени и Красной Звезды, шесть медалей.

— Скажите, Людмила Ивановна, вы давно знакомы с Валентином Мамкиным? — спросил я, всматриваясь, какое впечатление произведет на Синеокову этот вопрос.

— С сорок третьего года, — сказала Синеокова. Брови ее удивленно взметнулись.

— Какие у вас взаимоотношения?

— А это тоже относится к делу?

— Если хотите, да.

— Чего Валька натворил? Недавно виделись, все было нормально.

— Людмила Ивановна, он ничего не натворил, просто нам надо кое-что уточнить.

— Ну раз надо, отвечаю со всей откровенностью. У нас любовь!

— Расскажите, когда познакомились, как часто встречаетесь?

— Я же сказала, познакомились в сорок третьем. Его танк был подбит. Валентин чудом сумел вывалиться из люка и потерял сознание. На счастье, поблизости оказалась я, доволокла… — Синеокова замолчала, должно быть, ей было тяжело вспоминать о тех событиях. — Валька считает, что я спасла ему жизнь, — вновь заговорила Людмила Ивановна. — Впрочем, может быть, так оно и было… Когда выздоровел, вернулся в часть, отыскал меня… Привыкли друг к другу. Хотели пожениться, не получилось. Характеры не сходятся, что ли? — откровенничала Синеокова. Мы не перебивали ее. — Мы с ним такие люди, — продолжала Людмила Ивановна, — которым, как говорится, врозь скучно, а вместе тесно. Больше недели не можем быть рядом, обязательно начинаем ссориться.

— С Мамкиным часто видитесь? — спросил старший лейтенант.

— Один раз в месяц. — Синеокова задумалась, лицо осветилось улыбкой. — Как в детективном романе, встречаемся в первую субботу каждого месяца. Простите, в прошлом месяце не виделись: я была в отлучке, ездила в Кисловодск.

— Почему такая точность?

— Мы решили встречаться один раз в месяц, а чтобы не договариваться о дне, установили: первая суббота.

— И Мамкин ни разу не нарушал ваше расписание?

— Нет. Он знает: я люблю железный порядок. Если бы он приехал в другой день, я, скорее всего, не приняла бы его.

— Почему?

— Такой уж, наверное, идиотский характер у меня. Люблю его, а вот ничего не могу поделать с собою. Знаю: и он одну меня любит, другая женщина ему не нужна. Даже к жене не ревную: уверена, что жена у Валентина только для видимости, как с женщиной он с ней не живет.

Рассказ о столь интимных сторонах жизни взволновал Синеокову, лицо покрылось румянцем, отчего она казалась еще привлекательнее.

Я готов был поверить, что ради любви к такой женщине — пойдешь на все. И все-таки не мог согласиться с тем, что Мамкин держит жену только в качестве домашней прислуги. Да и какая женщина примирится с подобной унизительной ролью в семье? Вероятно, любовь ослепила Синеокову и она уверовала в доводы, созданные собственным воображением.

Впрочем, это уже не имело никакого отношения к делу.

6

Вечером Сарычев был в приподнятом настроении. Жена радовалась, когда Степан Ильич возвращался с работы бодрым и веселым. Настроение мужа передавалось ей. А сегодня был особенный день: Евдокии Никифоровне исполнялось тридцать восемь лет.

Сарычев вручил жене большой букет огненно-красных степных тюльпанов.

В квартире была гостья — молодая приятельница жены Зинаида Петровна, которую позвала жена отметить в узком кругу памятный день. Дата не круглая, поэтому приглашать друзей не стали. Отношения Сарычева с Зиночкой (он называл ее только так) носили несколько странный, точнее, неопределенный характер.

Дело в том, что Евдокия Никифоровна постоянно жила в Омске вместе с дочерью-студенткой и сыном — учеником средней школы. И лишь временами приезжала к мужу на неделю-две и опять возвращалась к детям.

В отсутствие жены Зиночка навещала его, помогала в домашнем хозяйстве: обед приготовит, полы помоет, белье постирает. Степан Ильич давно заглядывался на молодую красивую женщину. К тому же Зиночка вела себя в обращении с ним довольно свободно, поощряла его ухаживания, разрешала даже поцеловать себя, но всякий раз, когда Сарычев делал шаги к сближению, она с шутками-прибаутками отклоняла его притязания.

Такое поведение Зиночки задевало его мужское самолюбие, разжигало неудовлетворенную страсть. Порою Степану Ильичу казалось, что он любит Зиночку, но стоило приехать жене, любовь эта отодвигалась куда-то на задний план, а ее вольное поведение начинало даже раздражать его… Но все равно Зиночка была в семье Сарычевых, как говорится, своим человеком.

В большой комнате был накрыт стол. Евдокия Никифоровна поставила тюльпаны в хрустальную вазу с водой и поставила в центре