Эмилио Сальгари - Сокровище президента Парагвая Страница 12

Пришлось согласиться с мнением гаучо. Диего с Кардосо прокрались в указанное убежище, а гаучо ринулись в сторону, в направлении преследовавших беглецов индейцев, и скоро в той стороне послышались дикие крики, свидетельствовавшие о том, что гаучо столкнулись с преследователями. Послышались громкие выстрелы огромных ружей гаучо, топот коней. Все эти звуки понемногу удалялись в сторону.

Одно время шум стих. Было ясно, что в борьбе настал перерыв. Потом опять возобновились крики и выстрелы.

Диего и полусонный Кардосо, задержав дыхание, притаились в пещере среди скал. У них не хватало смелости уйти в глубь пещеры, и в то же время путь наружу, казалось, был отрезан, потому что в ближайших кустах явно слышался шорох продирающихся сквозь ветви людей, сдержанные восклицания.

Прошло несколько минут томительного ожидания, как вдруг множество индейцев хлынули из кустов на площадку у пещеры.

Диего выстрелил несколько раз в нападавших, к нему присоединился и Кардосо. Потом, когда не остановленные выстрелами индейцы добрались до самой пещеры, моряк схватил свое тяжелое ружье за дуло и, обратив его в палицу, стал обороняться им, как безумный, обрушивая тяжелые удары на головы и груди подступавших к ним врагов. Он видел, как к его ногам упал Кардосо, получивший сильный удар в плечо, хотел отомстить за мальчика свалившему его индейцу, но в то же мгновение почувствовал, что на его собственную голову обрушился страшный удар, отнявший у него и возможность продолжать отчаянную, но, увы, безнадежную борьбу, и сознание…

Какая-то темная человеческая фигура подкралась к моряку сзади, из глубины пещеры, еще тогда, когда он отчаянно защищался от нападавших. Враг выждал удобный момент и опустил на голову несчастного Диего свой страшный кулак, сразивший моряка с такой силой, с какой сражает быка удар молота на бойне.

Через минуту пещера, где разыгралось это побоище, уже опустела: накрепко связанные Кардосо и Диего были положены на приведенных лошадей, прозвучал какой-то сигнал, и отряд индейцев тронулся в путь, увозя с собой пленных.

Прошло некоторое время — и опять что-то зашевелилось в кустах. Раздался призывный свист, и когда на него не было получено ответа, из кустов вынырнули два человека.

Это были гаучо Педро и Рамон.

Почти не соблюдая никаких мер предосторожности, они приблизились к пещере, оглядели ее, увидели следы жестокой схватки, и для них не составило труда определить по многочисленным следам суть происшедшего: вот здесь индейцы напали на моряков, здесь дрались, здесь лежали два связанных тела, тут волочили пленных по земле к лошадям. Отсюда уходили следы мчащихся во весь опор лошадей.

Обследовав окрестности, Рамон возвратился к дожидавшемуся его в пещере Педро.

— Они увезли наших друзей на север, в свое поселение! — сказал он.

— Будут держать в плену, обратят в рабов…

— Если сразу не убьют.

— Нет, не убьют. Если бы хотели убить, то прикончили бы их тут же, на месте.

— Что же нам делать? Рамон помолчал, подумал.

— Они доверились нам. Они были нашими гостями. Значит, мы отвечаем за них своей жизнью!..

— Хорошо! — кивнул головой Педро. — Я думаю так же, как и ты.

— Ну, значит… Значит, мы должны попытаться освободить их. Ты согласен?

— Разумеется. Только отдохнем немного, и в путь, по следам индейцев, не теряя времени!

Рамон, не отвечая, завернулся в свой плащ и прилег тут же, на полу пещеры.

Спустя три часа гаучо уже покинули пещеру и кинулись по следам индейцев, увезших моряков. Следовать за ними не представляло ни малейшего труда, ибо индейцы, упоенные победой, уверенные в своей безопасности, отлично знавшие, что теперь на свободе осталось только двое врагов против целого отряда в полтораста человек, не предпринимали никаких мер для того, чтобы Уничтожить свои следы.

VIII. «Сын солнца, брат луны, великий жрец»

Увлекшись рассказом о судьбе Кардосо и Диего, мы совершенно упустили из виду правительственного агента, сеньора Кальдерона, который унесся по воздуху на облегченном шаре после падения Диего и мальчика возле гостеприимного ранчо братьев гаучо. А между тем и Кальдерон переживал приключения, для описания которых понадобились бы десятки страниц.

Достаточно сказать, что он был унесен шаром на высоту свыше километра. Подхваченный порывом ветра шар без корзины, с человеком, судорожно уцепившимся за сетку, пространствовал еще около двух часов, пока не вышел весь запас газа, и аэростат довольно плавно и спокойно, как нарезвившийся бешеной скачкой и утомленный до полусмерти конь, опустился на равнину, дав возможность сеньору Кальдерону спокойно сойти на землю.

Но тут произошло следующее.

В местности, где суждено было опуститься шару, кочевало, перенося по мере надобности из одного края пампы в другой свои легкие палатки из гуанаковых12 шкур, одно из бесчисленных племен патагонских индейцев.

В день, когда судьба привела сюда Кальдерона, племя было погружено в печаль и охвачено тревогой: за несколько часов до рассвета главный жрец племени, спавший в своей палатке, выбежал из нее с диким криком, услышанным во всем поселке и поднявшим на ноги всех обитателей. Он метался от хижины к хижине, и на его крик выбегали воины, выбегали женщины и дети, спрашивая, что случилось.

Жрец стонал, вскрикивал, потом упал на землю и стал корчиться.

— Змея… змея… ужалила меня! — кричал он. — Мои враги подослали мне, спящему, царицу змей. Ее зубы впились в мое тело, ее ядовитая слюна проникла в мои жилы и отравила мою кровь…

Жрец был прав: на плече у него ясно виднелся след укуса ядовитой змеи, что во множестве кишат в пампе.

Будь жрец укушен за ногу или за руку, быть может, своевременно принятыми мерами — высасыванием яда из раны, прижиганием, обильным кровопусканием — его удалось бы спасти, тем более что индейцы сами знают кое-какие противоядия, действенные до известной степени против последствий укуса змеи. Но в данном случае надежд на спасение не было, так как рана на плече, близко от главных кровеносных сосудов, с молниеносной быстротой вела к заражению крови.

Не прошло и часа, как, несмотря на все принятые меры, на земле лежал безобразно распухший, раздувшийся и уже начавший разлагаться труп «великого жреца». Все племя погрузилось в печаль: из-за неожиданной смерти жреца оно осталось без человека, который умел бы заклинать злых духов, исцелять, толковать сны, приметы, и так далее.

Все племя оплакивало погибшего, и женщины, эти хранительницы традиций предков, занимались приготовлением к торжественным похоронам главного жреца.