Николай Шпанов - Песцы Страница 12

Обо мне все забыли. Я воспользовался этим и тихонько вышел из чума. В тундре тихо. Сквозь серую мглу видна над тусклым горизонтом одна единственная бледная звездочка. Под широкий подол малицы забрался липкий холодок. Ломая закоробившиеся полы палатки, я влез в свое холодное жилище…

СДЕЛКА ГОСПОДИНА ЭНГЕЛЬС

I

Господин Энгельс подошел к широкому окну и, потянув за шнурок, задернул штору. Он тщательно расправил складки тяжелого бархата, чтобы они плотно сходились и не пропускали света из комнаты. Господин Энгельс любил делать это сам, несмотря на то, что строго говоря, для такого рода работы в доме у него была прислуга. Он не доверял тщательности фрекен Хильмы, хотя уход за квартирой осуществлялся старой фрекен с щепетильностью, ограждающей господина Энгельс от нарушения его малейших привычек, даже капризов.

Вся остальная прислуга в доме господина Энгельса была русская и приходящая. На ночь с ним оставалась только старая финка. Он не считал нужным посвящать русскую прислугу в некоторые детали своей жизни и, в частности, вовсе не был расположен осведомлять ее о лицах, частенько после захода солнца заглядывавших в особняк на Елагином острове.

Господин Энгельс был совершенно спокоен, что никому не придет в голову усомниться в подлинности его паспорта, выданного министерством иностранных дел величайшей из великих держав, и никто не станет смешивать иностранного представителя крупнейшей автомобильной фирмы с Российской императорской гвардии полковником Энгельгардт. Даже наружность полковника Энгельгардт, став наружностью господина Энгельс, как будто изменила свои основные черты. Вместо былых пушистых светлых усов — зависти полковой молодежи, под твердыми узкими крыльями носа обрисовывались теперь сухие плотно сжатые губы. И никто бы не сказал, что на гладко выбритой розовой голове автомобильного коммерсанта когда-то красовался правильный, по линеечке припомаженный пробор. Ну, а прежняя твердая поступь и неискоренимая привычка держать прямо и твердо худой корпус — это не беда. Всем известна выправка и спортивная тренированность англичан. Но все же осторожность остается осторожностью. Несмотря на то, что господин Энгельс никогда не употреблял теперь языка страны, в которой жил, он предпочитал, чтобы около него было как можно меньше ушей.

Покончив со шторой, господин Энгельс вернулся к письменному столу. Мимоходом взглянул на циферблат больших часов, мягко отзванивавших своими столетними шестернями каждое движение маятника. Обе стрелки стояли на цифре десять.

— Хм, он как всегда опаздывает. Удивительно неаккуратный человек.

В этот момент взгляд господина Энгельс упал на письменный стол. Вытянувшись, около чернильницы, средневековый бронзовый страж высоко поднимал оплетенный проволокой куб фонаря. Куб мягко засветился на несколько секунд и погас. Одновременно где-то в глубине дома едва слышно протрещал звонок. Господин Энгельс подошел к двери и предупредительно повернул защелку американского замка. После этого он быстро отошел в угол комнаты, где под широким затененным абажуром, около круглого курительного стола широко и массивно раскинулись тяжелые кожаные кресла. Господин Энгельс непринужденно развалился в одном из них, высоко закинув на колено костлявую ногу, негибко сломавшуюся в колене. В дверь нерешительно постучали.

— Войдите.

В комнату торопливо семеня вошел маленький сухонький старичок, рамолически откидывающий на ходу левую ногу. За ним не совсем уверенно двигался человек среднего роста в форме морского летчика. Его можно было бы назвать совсем молодым, если бы не сутуло согнутая спина и какая-то необычайная вялость во всех движениях. Он производил впечатление не то преждевременно состарившегося, не то больного. Пока летчик медленно шел от двери к курительному столику, около которого старичок усиленно жал руку привставшему Энгельсу, последний внимательно оглядывал моряка. Заметив этот взгляд, старичок стремительно обернулся к своему спутнику и представил его хозяину.

— Господин Шухмин, морской летчик. Когда-то, хе-хе, лейтенант, а теперь «морлет»… хе-хе… Так, кажется, у них говорится…

Энгельс встал совсем и нарочито сурово и деловито проговорил по-английски, протянув руку Шухмину:

— Рад. Много слышал о вашем искусстве и о вашем знании севера. Нам нужны знающие и преданные люди.

Шухмин молча потирал руки и неловко улыбался. Его фигура казалась еще более сутулой и слабой рядом с прямым и крепким Энгельсом. Платье сидело на Шухмине мешком. Тужурка была слишком широка. Брюки обвисали на коленях бесформенными мешками.

Оглядывая украдкой всю фигуру Шухмина, Энгельс едва заметно кривил тонкие губы.

Тем временем старичок, приведший Шухмина, удобно уселся в кресле. Его лысоватая красная головка приходилась почти на уровне стола, уставленного коричневыми сигарными ящиками. Косой свет из-под абажура играл тонким неуверенным блеском на засаленном краешке воротника стариковского кителя. Китель был когда-то форменным. Теперь пуговицы его были тщательно обшиты суконочками. На плечах, где были раньше погоны, остались полосы более темные, чем весь остальной желтозащитный материал. Когда старичок поворачивал голову, луч света перебегал с засаленного края воротничка на розовую лысинку.

Старичок как бы невзначай перебрал на столе сигарные коробки и, остановившись на одной из них, ловко приготовил себе тонкую светлую сигару. Он вскинул головку в сторону господина Энгельса.

— У вас изумительные сигары, мистер Энгельс, я, хе-хе… давно забыл, что такое хорошая сигара…

Энгельс точно сейчас только вспомнил о присутствии старичка.

— Ваше превосходительство, вы знаете мой принцип — с глазу на глаз. Прошу не обессудить.

Он нажал звонок и, не оборачиваясь, бросил вошедшей старухе.

— Проводите в библиотеку.

Дверь мягко защелкнулась за вышедшим старичком. Хозяин встал и принялся ходить большими жесткими шагами наискось через весь кабинет. Шухмин молча сидел около письменного стола, устало опустив плечи. Наконец, Энгельс остановился против Шухмина.

— Я полагаю, что вам известна цель нашего свидания. Вы, конечно, понимаете, что вещами, о которых мы с вами сейчас будем говорить, не шутят… господин Шухмин, если вы сомневаетесь в себе, прошу вас сказать прежде, чем я изложил вам поручение…

Шухмин покачал головой:

— О, нет, я вполне уверен в себе и вообще…

Он не договорил и махнул рукой, как бы считая всякие объяснения со своей стороны излишними. Снова заговорил Энгельс. Он говорил долго и монотонно, методически излагая Шухмину план предприятия. Время от времени Шухмин согласно кивал головой. Изредка он нерешительно поднимал палец и, остановив господина Энгельса, вставлял свое замечание или возражение.