Владимир Рыбин - Искатель. 1981. Выпуск №2 Страница 12

– Сдурел, что ли? – бубнил за спиной Красюк. – Поскакал, как застоявшийся жеребец.

Сизов не отвечал, мутнеющим взором обводил сопки, выбирая склоны, на которых лес был пореже, и заставлял себя идти и идти.

На другой день на тайгу обрушилась жара. Солнце не грело, а жгло, словно стало в два раза горячее. И появились плотные тучи гнуса. Мошка попадала в горло, вызывала судорожный кашель.

Вечером, когда они развели костер на открытом берегу тихой, уже очистившейся от мути таежной речушки, Сизов понял, что дальше он не ходок. Лег на землю и забылся. Очнулся лишь ночью, пощупал пихтовую подстилку под собой, удивился: когда успел веток наломать? Снова заснул. И показалось ему, будто едет на старой телеге по ухабистой дороге, – кидало то вверх, то вниз, умучивало. Потом почудился медведь: вышел из чащи, взвалил на спину и понес все быстрей да быстрей.

Опомнившись очередной раз, Сизов, увидел, что уже день, солнце жжет, висит над деревьями, покачивается. Опустил руку, почувствовал под пальцами лохмотья телогрейки, похожие на свалявшуюся шерсть.

– Очухался? – спросил Красюк. Он присел, скинул Сизова в мягкий мох, словно мешок. – А я уж думал – окочурился. Плохо твое дело, Иваныч. Совсем без памяти…

Сизов нервно зашарил вокруг себя руками, привстал:

– Где?

– Чего? – удивился Красюк.

– Образцы где?

– Камни, что ли? Там остались.

– Принеси.

– Других насобираешь.

– Сам пойду. – Сизов встал покачиваясь.

– Связался я с тобой, – сказал Красюк. – Ладно уж, принесу.

Оставшись один, Сизов огляделся, стараясь угадать, где он теперь находится. Думал, что отлежится немного и пойдет искать свои образцы. Он не верил Краскжу, думая, что тот попросту сбежал. Сбежал навстречу верной гибели? Тюремные блатные никогда не отличались здравым смыслом – это он знал очень даже хорошо.

Но Красюк вернулся. Бросил узел с образцами, сел возле Сизова, злой, черный от мошки, облепившей лицо. Сказал угрюмо:

– Я тебе не лошадь. Давай что-нибудь одно: или ты, или твои камни.

– Камни, – тотчас ответил Сизов.

Долго они лежали на мягкой моховой подушке, отдыхали.

– Пожалуй, я сам попробую, – сказал Сизов. Поднялся, прижал к груди свой большой узел и пошел к лесу. Красюк догнал его, подхватил под руку.

Так они и шли некоторое время. Потом Сизов почувствовал, что ноги у него сами собой подгибаются, словно в них не было твердых костей. Безнадежным взглядом он обвел окрестности, увидел в соседнем распадке полосу густой зелени и пошел туда, вниз. Выбравшись к речке, рухнул на берегу и закрыл глаза.

– Чего я за твоими камнями ходил? – сказал Красюк. – Покрутились да обратно сюда же и пришли.

Сизов ничего не ответил, лежал в немыслимой слабости, ни о чем не желая думать. И вдруг оживился от какой-то своей мысли, привстал на локте, внимательно поглядел на Красюка.

– Послушай, Юра, послушай меня внимательно. Не дойдем мы вдвоем, а один ты, может, выберешься. Ты здоровый, сил хватит. Я тебе скажу, как добраться до Никши, только дай слово, что выполнишь просьбу…

– Один?..

– Погоди, не перебивай. Ты вынесешь эти образцы и отдашь кому я скажу. Сделаешь?

– Сделать-то сделаю…

– Нет, ты не отказывайся. Пропадем мы тут оба. А один ты выберешься. Если все сделаешь и расскажешь, где оставил меня, то, может, еще и найдут…

– В такой тайге?..

– Скажешь, что образцы взяты у озера Долгого, в Оленьих горах. А это речка Светлая, километрах в десяти отсюда она впадает в озеро. Понял? Километрах в десяти…

Он откинулся на спину, полежал обессиленно и снова заговорил, не поднимая головы:

– Теперь слушай, как идти. Посмотри вверх по реке. Видишь сопку с голой вершиной? Поднимешься на нее, увидишь на востоке широкую долину. Там сопки отступают друг от друга. Запомни направление. Пойдешь, будешь держаться правой гряды сопок. И снова смотри на вершины. Найдешь черную гору. Да, да, черную, там угольные пласты выходят наружу, в осыпях хорошо видно. Гора эта небольшая, а за ней, рядом, другая – высокая. Если на нее взобраться, то можно увидеть дорогу. Это дорога на Никшу. Придешь в Никшу, разыщешь Татьяну Ивакнну, жену Саши, друга моего…

– Который с горы упал?..

– Отдашь ей образцы. Она геолог, все поймет…

Чем дальше уходил Красюк, тем больше росло в нем раздражение. Ему не верилось, что удастся выбраться из тайги по таким приблизительным указаниям, камни оттягивали руки, и затея Сизова казалась ему все более бессмысленной. Перелезая через поваленное дерево, он оступился, упал, больно ударился коленом, зарычал от злости. Встал, подергал ногой, потер ушибленное место. При каждом движении колено отзывалось болезненной резью. И тут Красюк окончательно обозлился. На Сизова, упросившего тащить эти чертовы камни, на себя, ввязавшегося в идиотскую историю с геологией. Он швырнул узел с камнями под куст, прихрамывая, пошел по лесу.

– Нашел дурака, – ворчал он. – Тащи, как верблюд, да еще заявляйся в поселок, где верняком ждут мильтоны. Нашел дурака.

Он торопился, словно то, что оставил позади, могло догнать, потребовать ответа.

Долго шел не останавливаясь, рвал горстями надоевшую морошку, ссыпал в рот вместе с листьями. Но от морошки только больше хотелось есть. А тут еще болело колено. А тут еще мошка, комары, оводы и всякая прочая летающая сосущая мелочь стеной стояли на пути, не давали дышать. Казалось, упади сейчас от усталости и отчаяния, и вся эта нечисть вмиг высосет всего, оставив одну мумию с золотым самородком на груди, который потом найдет какой-нибудь случайный охотник, найдет и воспользуется на полную катушку.

И только он подумал об охотнике, как тут же и увидел его. Остановился в испуге, решив, что это ему привиделось, протер глаза, смахнув с лица слой мошки. Охотник все так же стоял под сосной и смотрел в его сторону. Это был невысокий нанаец, сухонький, с рыжеватой бородкой. Раскосые глаза на широком скуластом лице, словно клещи, впились в кусты, за которыми был Красюк. На всякий случай Красюк резко припал к земле, сразу по старой привычке, прикинув, что если отнять у охотника ружье, то можно не бояться ни медведей, ни глухомани, ни угрозы голодного конца. Выглянул из-за куста, увидел, что охотник медленно поднимает винтовку в его сторону. Красюк похолодел от простой и ясной мысли: его, согнувшегося за кустом, охотник принимает за зверя и сейчас всадит ему пулю.

– Э-ей, не стреляй! – закричал он, вскакивая во весь рост.

– Ты чего, хурды-мурды, как росомаха? – спросил охотник.

– Испугался.

– Медведь пугайся, лисица пугайся, человек человека не боись. Ты кто?