Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев Страница 12

Она миленько рассмеялась.

– Я недоверчивая! К тому же, вы на следователя не очень-то и похожи.

– А на кого я похож? – спросил Хусаинов, выдернув пробку и наполняя бокалы.

– Пожалуй, что на студента.

Эти слова польстили Алексею Григорьевичу.

– Я так молодо выгляжу?

– Да, весьма. И чёлка у вас такая… ну, длинная!

Они выпили, съели по шоколадной конфете.

– Произошло убийство, – сказал затем Хусаинов. Ресницы неимоверной длины тревожно затрепетали.

– Какой кошмар! А при чём здесь я?

– Скажите, пожалуйста, вам вчера врезали замок?

– Врезали. И что?

– Как мастера звали?

– Мастера?

– Да.

– Не помню. Точнее, даже не знаю. Не спрашивала. А что? К чему все эти вопросы? Они мне кажутся странными. Объяснитесь, пожалуйста.

Хусаинов налил ещё.

– Убили его жену.

– Жену?

– Да.

Ольга неожиданно усмехнулась и осушила бокал.

– Алексей Григорьевич! Вы свихнулись, если решили, что это я убила его жену. Вы его не видели, что ли?

– Почему? Видел.

– И как он вам?

– Да никак.

– Ну а если вам он никак, то почему мне он должен быть по-другому?

– Потому, что мы с вами – разные люди. Настолько разные, что нас вместе в баню не пустят.

Она задумалась. Он рассматривал её руки – тонкие, белые, суетливые. Они были более выразительны, чем глаза. Руки и глаза, казалось, принадлежали двум разным людям. Например, синие огоньки газовой плиты Ольга созерцала, как одинокий костёр в зловещей ночной степи, но при этом руки её вели себя так, словно неподвижность была им в тягость.

– Давайте – ка ещё выпьем, – предложил Хусаинов, беря бутылку. Ольга кивнула, и предложение тут же было реализовано.

– Курить можно?

– Можно. Но уж скажите мне, наконец – что же вы хотите узнать, Алексей Григорьевич? Дело – к ночи.

– Я очень хотел бы знать, кто изображён на иконе, которую вы ему подарили, и где вы взяли эту икону.

Ленивый взгляд больших глаз переполз с конфорки на Алексея Григорьевича.

– Икону?

– Да.

– Он сказал, что я подарила ему икону?

– Именно так.

– Но это не так! Я этому алкоголику вовсе ничего не дарила!

Следователь молчал. Ольга разозлилась.

– Да вы с ума сошли! По-вашему, я настолько стара, что вынуждена заманивать к себе всяких озабоченных алкоголиков и дарить им подарки? Вы просто хам!

– Успокойтесь.

– Не успокоюсь я! – кипятилась задетая за живое дама, – может, и вы пришли ко мне за подарками? В таком случае, вон отсюда! Незамедлительно!

Хусаинов закуривал.

– Я пришёл проверить оперативную информацию. Не дарили – так не дарили. Значит, он врёт. Очень хорошо. Будем выяснять, зачем ему это нужно.

– Он что, иконой жену свою укокошил? – сменила женщина гнев на милость.

– Можно сказать, что да.

– Обалдеть! Икона, надеюсь, цела осталась?

– Да не совсем.

У Ольги опять задрожали губы от бешенства. Стукнув по столу кулаком, она пропищала:

– Я бы всех алкоголиков отдавала на растерзание львам! Да, львам! Зачем тратить деньги на прокорм львов в зоопарке, если есть гады, которые полагают, что можно ездить верхом на женщинах, а потом избивать их до смерти?

– Успокойтесь, – рассеянно повторил Хусаинов и поглядел на часы. Было уже двадцать минут одиннадцатого.

– Успокойтесь! – передразнила Ольга, – благодарю за рекомендацию! Вам легко говорить! Вы – сам такой, вижу! Мужчины все таковы!

Где-то в полутёмной, спрятанной за углом глубине квартиры пронзительно зазвонил телефон. Ольга поднялась, продолжая корчить презрительную гримасу, и с резким, злым вилянием ягодиц пошла брать звонок. Алексей Григорьевич стряхнул пепел в мусорное ведро, стараясь прислушиваться.

– Алло! – донеслось из комнаты, – вы ошиблись.

Стукнула трубка о телефон. Вслед за тем раздался тихий щелчок – не иначе, из телефонной розетки вынули вилку. Сразу же после этого прибежав обратно на кухню, Ольга опять уселась, выплеснула остатки вина в бокалы и убрала бутылку под стол.

– Простите, вспылила.

– Вы, как я вижу, ни разу не были замужем?

– Не была. И не собираюсь. Дура я, что ли? Уж на что мой отец был ангел, хоть и с погонами, а мать всё-таки умерла совсем молодая! Я её почти и не помню.

Чокнулись. Осушили бокалы.

– Но ведь случается, что и жёны переживают своих мужей, – заметил, давя зевок, Хусаинов. Ольга лишь усмехнулась и неконфликтно сделала взмах рукой – дескать, полно чушь городить, Алексей Григорьевич! Хусаинов опять взглянул на часы и встал.

– Ну что ж, мне пора. Приятных вам сновидений, Оленька.

Послюнявив пальцы, он погасил окурок, бросил его в ведро, и – куда быстрее, чем птица взмахивает крылом, повернулся к Ольге. В его руке был «Макаров», направленный ей в лицо, буквально перекосившееся от ужаса под слоями белой косметической маски. Разинув рот на неимоверную ширину, женщина отчаянно завизжала.

– На пол, сучара! – переорал её Алексей Григорьевич, – мордой в пол! Руки на затылок!

Глава пятая

Сигареты кончились. Дождь слабел, усиливался, опять слабел. Исчерпав все темы и рассказав друг другу по анекдоту, Андрюшка и Кременцова затянули романс о душистых гроздьях белой акации. На втором куплете зазвонил радиотелефон.

– Уроды! – взвизгнула Кременцова, больше всего на свете любившая петь дуэтом – неважно с кем, хоть с коровой. Просунув левую руку, все пять ногтей на которой были острижены, между спинками передних сидений, схватила трубку.

– Лейтенант Кременцова на связи!

– Юленька, – запищала трубка голосом заместителя районного прокурора, Инны Сергеевны Карнауховой, – Алексей Григорьевич сейчас где? Не в машине, часом?

– Нет, не в машине, Инна Сергеевна. Он в квартире у этой женщины, Ольги. Мы его ждём около подъезда.

– Да? Странно, странно! Я три минуты назад звонила туда, чтобы обсудить с ним один вопросик, и дама мне заявила, что я не туда попала. Но это глупость какая-то – я проверила свой звоночек, и оказалось, что номер был набран правильно. А потом телефон там выключили. Интрига, Юленька!

– Шок! – возмущённо ахнула Кременцова, – Инна Сергеевна, неужели он её там чехвостит?

Трубка хихикнула.

– Это бы меня удивило, хоть и не сильно. Я ещё час назад, когда он стал мне рассказывать про икону и гребешок изогнутый, заподозрила, что сухое вино – не такая суперполезная штука для мозговых сосудов, как он считает! Что там у тебя с ногой? Действительно травма очень серьёзная?

– Ерунда! Он преувеличил.

– Ты, в таком случае, поднимись туда, Юленька, посмотри, что там происходит! Если наш дорогой Алексей Григорьевич в самом деле крышей потёк – отправь его на больничный. Я разрешаю. Не на заслуженный отдых по инвалидности – на больничный. Ты понимаешь разницу?

– Да, конечно, – сухо отрезала Кременцова и положила трубку. Её трясло.

– Что случилось? – зевая, спросил Андрей.

– Пока непонятно. Видимо, мне придётся туда подняться.

Но подниматься ей не хотелось, тем более – босиком, со свежей повязкой, которую получилось так хорошо наложить.

– Татарская рожа! – пробормотала она, стиснув кулаки, – хренов ловелас! Развратный козёл!

– Кто, кто? Алексей Григорьевич?

Кременцова мрачно молчала. Её уже всю трясло, но не исключительно из-за злости. От пяток к шее скользкими, ледяными волнами полз озноб. Это было мерзко, да и некстати. Но, может быть, он уже спускается, вот-вот спустится?

– Засеки минуту, Андрюшка!

Положив пальцы правой руки с ногтями большой длины на запястье левой, спортсменка стала считать