Сама себе фея - Анастасия Лав Страница 12

научилась отстаивать свои границы, быть слабой женщиной, включать гремящие яйца при особых обстоятельствах, тупым взглядом указывать на блондинистость моего цвета волос, резать и выжигать словом, прогибаться, быть ведомой моим мужчиной и блаженно чувствовать себя рабой своего повелителя, диктовать новые табу в семье, обжигать льдом Снежной Королевы, плясать у плиты с жопой в мыле в прямом смысле и вытворять невытворимое в постели… Много детей читает, сами уж тут придумайте.

Никто никому ничего не должен! И одновременно должен всё своей жизнью и собственным выбором.

Мы так много прожили вместе с мужем, что теперь можем просто молчать и знаем, о чём каждый молчит в эту минуту. Проверяли. Это, наверное, одно из самых крутых ощущений. Это так надёжно, что похер абсолютно на всё. Меня трудно переубедить про деньги. У нас с моим любимым было очень много денег, но отношения не купить… Да, с деньгами жить круче, не спорю. Мы любим деньги. Деньги любят нас. Но у нас есть то, что невозможно купить. Я знаю, как вырастить это из семечки…

У меня есть рецепт. Я сейчас пишу его. Это не быстро.

Самый главный совет: слушайте и живите сердцем. Не мозгом, не умом- разумом — только сердцем. Мы пришли в этот Мир жить, а не просчитывать калькулятором ходы. Живите жадно, не оставляйте ничего на потом, ведь «потом» не бывает…

Завтра снова будет сегодня и сейчас.

Манюня и осень

Раньше Мария не любила осень. Очень не любила. Серое тяжёлое небо, голые ветви, воздетые к Небесам в немой мольбе и невероятных страданиях от своей обнажённости… Везде и всюду Маша видела боль и печаль от ухода тепла, от расставания с тёплыми лучами Солнца, от неизвестности: доживём ли до следующего тепла, или умрём от мороза.

Маня даже решила однажды, что умирать ей именно осенью. В самый хмурый и печально-серый бессолнечный короткий денёк. Она так и видела серое небо в окне над сосновым лесом, которое женщина лицезреет в последний раз, вздыхает и умирает, лёжа на кровати. Правда, была несостыковка: если лежать на кровати, то никаких верхушек сосен из окна не разглядишь. Надо встать на пол, или остаться на кровати, но на коленках подскакать к окну. Как потом с последним вздохом умирать стоя, Мария ещё не придумала…

Потом прошло время, много событий, учёба на психолога, и Маша поняла как-то в один миг: осень — прекрасна! Прекрасна разными красками, сильными могучими ветрами, которые хорошо продували землю, разгоняя пыль и нагоняя мощные тучи дождей. Дожди лились без устали: всё, что накопилось вверху сырого, проливалось в матушку-Землю, которая с благодарностью принимала в себя дары Небес. Ветви деревьев с любовью поднимались и раскачивались в такт старым песням Земли, омываясь от жары, пыли и листьев, готовясь к зимней спячке и новой жизни.

У Маруси внутри светило её солнышко. Настроение больше никогда не зависело от внешних факторов — Маша сама выбирала, что чувствовать и как видеть этот всегда чудесный Мир.

Необычные пассажиры Маруси

Маша приехала на заказ на своём районе. Уже вечерело. У дома крутились старенькие наркоманы (так она называла наркоманов за тридцать). Встала у нужного подъезда и открыла книгу. Каждую свободную минутку она читала «Живые мысли» Анатолия Некрасова. Когда Маруся читала, то погружалась в книгу полностью, и весь Мир переставал существовать.

В реальность вернул звонок от диспетчера: «Вы где есть? Клиент вас не видит». Маня покрутила головой — кроме наркоманов рядом никого не было.

— Это вы меня не видите? — вышла из машины.

— О-о-о, а ты — такси?

— Ну, не прям я, но я — водитель.

— А шашечки твои где?

Мария закатила глаза:

— Садитесь, ща будут!

Тому, кто сел спереди, Маша достала шашечки из-под сидения и вручила в руки. Сзади сел наркоман посвежее — в подоле футболки была кучка свежесорванных яблок.

Не так давно стало нельзя пользоваться шашечками, если у тебя нет лицензии. Сосед Марии был вмазан в слюни. Он практически всё время втыкал, болтался, как осенний лист на ветру, и грозился разбить свой лоб об панель. Маня остановилась, вышла и пристегнула этого бедолагу.

— А ты клёвая, — сзади жевалось и говорилось одновременно. — Будешь яблоко?

— Не, спасибо.

— Не «не», а на! — яблоко уже усиленно тыкалось куда-то в подмышку, и Маруся поняла, что здесь спорить бесполезно. Забрала. — А ты чо это, девочка, и в такси, не страшно?

— Страшно, но так сложилось…

Как ни странно, но наркоманы были одни из самых спокойных и нормальных пассажиров. Все разговаривали без умолку, старались её угостить хоть чем-то, однажды купили торт, обязательно оставляли чаевые, хоть мелочь последнюю из кармана, но выгребут и отдадут.

Маня ехала, разговаривала, думая, какая удивительная жизнь на самом деле, поглядывала на втыкающего дядю, который открывал глаза, оглядывался, гладил жёлто-чёрные шашечки и уходил в свой иной Мир от реальности. Красивый, высокий — зачем?..

Мысли, как вихрь, перенеслись в девяносто девятый год. Она жила у подружки, брат которой был наркоман. В квартире в спальне мамы у них стояла металлическая дверь. Постоянно было полно каких-то людей, что-то варилось, кололось… Однажды одна из таких девушек пристала к Марусе:

— Давай, ты попробуешь? Ну давай! Ты знаешь, как классно, когда ты под кайфом? Там совершенно другой Мир…

В это время рядом на кресле сидел парень и втыкал: челюсть отвисла, голова почти лежала на груди, слюна вытекала на футболку.

— Вот так классно? — спросила Маша.

— Ты не понимаешь, это здесь он так выглядит, а внутри — совсем другое…

Так к ней там приставали не однажды. «Божечки, какая я молодец, что не повелась тогда».

Так и доехали. В итоге все яблоки из футболки перекочевали в багажник, чтобы она от голоду не померла. Маня была тогда такой худенькой, что всем хотелось её накормить.

Потоп

Маруся проснулась от звука сигнализации машины. Глянула на телефон — половина второго. «Что за хрень?» — пролетело в голове.

— Са-а-аш, Сашу-у-уль, — Маша шёпотом будила мужа. — Слышишь, Гранта кричит? Глянешь?

Саша оделся и вышел. Мария ничего не боялась. Сейчас — середина февраля, в конце июня они купили дачу в черте города. Место было просто чудесное: до цивилизации пешком — двадцать минут, на машине, если о-о-очень медленно — пять. С одной стороны дачные улицы, с другой — тоже дачи и лес сосновый, дубовый — смешанный; а запахи такие круглый год, что