И Ряпасов - Неведомый город Страница 13

— Нет, так не случится. Телеграф беспроволочный и известен только нам.

— Вы сумели применить здесь гениальное изобретение Маркони? — вступил в разговор Николай Андреевич, до того оживленно беседовавший с мисс Кэт. — Но каким же образом вам удалось настолько усилить его действие, чтобы быть в состоянии переговариваться с Европой?

— Я должен вам на это сказать, что я не утверждал, будто мной применен телеграф Маркони.

— То есть как? Я вас что-то не понимаю.

— Очень просто, здесь применен к делу телеграф, который мною усовершенствован и в состоянии давать волны, способные обежать вокруг всего земного шара и возвратиться обратно. Конечно, надо сознаться, что труды Герца и Маркони послужили для меня исходной точкой отправления.

Руберг и Березин оба вперили свои взоры в этого удивительного человека, скрывавшего дарования редкого ученого.

— Как-нибудь на днях, господа, вы сами увидите мои аппараты и тогда убедитесь в истине моих слов.

— Да, беспроволочный телеграф — величайшее благодеяние людей, — произнесла мелодичным голосом мисс Кэт. — Не будь его — на «Титанике» все бы погибли.

— Как? — вскричал инженер, — вы говорите о «Титанике», величайшем судне в мире, о том, который строился в Саутгемптоне и должен был превзойти размерами «Лузитанию» и «Мавританию»? Неужели он погиб? Быть этого не может!

— Да, погиб, — печально подтвердила девушка, — погиб от столкновения с ледяной горой, а вместе с ним тысячи человеческих жизней.

И она горячо, блестя глазами от волнения, принялась рассказывать гостям подробности ужасной катастрофы, в свое время потрясшей весь цивилизованный мир.

— Как славны подвиги безвестных героев и ужасна постигшая их участь, — сказал, вздохнув, инженер. — Можно ли было предполагать, что величайшее из творений рук человеческих погибнет в волнах океана? Неужели человеку никогда не подчинить себе природу?

— Природа, как избалованная женщина, кажется то кроткой и послушной, то капризной и мстительной, — промолвил ученый. — Весь секрет умения управлять природными силами, для чего нужна несокрушимая воля и желание взять ее в руки, состоит лишь в знании того, как, когда нужно с ними обращаться.

— Это можете сказать только вы, — заметил Руберг. — Мне кажется, что вы находитесь на пути к полному подчиненно себе природы и ее творческих и разрушительных сил.

— Из чего вы заключаете?

— Да хотя бы из того, что ваши инженеры одним мановением руки способны превращать в ничто камни и даже целые горы.

— А-а, — странно протянул м-р Блом. — Так это вам известно, откуда же?

— Ваши инженеры показывали, — ответил всегда осторожный Руберг.

— Кстати о творческих силах природы, — вмешался инженер, желая изменить направление разговора. — Вам, м-р Блом, все-таки удалось одну из капризных женщин заключить в стальной цилиндр и заставить возить себя с быстротой ветра.

— Вы говорите о трамвае? Что же тут удивительного? Вам, как инженеру, должно быть известно, что скорость электрического трамвая Сименса и Гальске доведена до 205 километров в час. Все дело в рельсах. Выдержат рельсы такую скорость — возможно ее достичь, не выдержат — ничего поделать нельзя. Наша заслуга здесь в том, что удалось создать рельсы из хорошего материала.

— Все это так, — согласился инженер, — но ваш трамвай не походит на остальные. Он не зависит от проволоки, я думаю даже, способен не зависеть и от рельс. Он пользуется своей собственной силой, находящейся внутри него.

— Ах, вы вот о чем! Да, мне удалось сконструировать особый аккумулятор большой силы. В этом и есть разгадка скорости вагона.

Разговор о предметах техники прервался как-то сам собою. Нашлись другие, более общие темы. Француженка, считая себя дома, старалась занимать своего соседа-сту-дента, который, не понимая по-английски, всецело ушел в беседу с интересной брюнеткой. Ее веселая болтовня ему нравилась, француженке, в свою очередь, казалось забавным его странное произношение французских слов. Она смеялась, но безобидно. Ее веселость заразила Горнова, который тоже смеялся, сам не зная чему. К концу обеда студент и т-11е Софи сделались совсем друзьями.

Вспоминая теперь об этом, доктор Руберг улыбнулся: его молодой друг и в настоящий момент находился в аппартаментах француженки.

— Совсем голову потерял парень, — заключил вслух холостяк. — Впрочем, это не вредно. Софи, кажется, славная девушка. Инженер, вот кто меня удивляет. Совсем другой сделался. Эту многовековую его меланхолию как рукой сняло, носится с Бломом целыми днями, не зная устали. И вся его задумчивость куда-то пропала. Что бы это значило? Разве на него повлияла так новая обстановка, полная интереса для всякого техника? Постой, уж не действуют ли тут прекрасные глазки мисс Кэт?… Н, и осел же я! Конечно, так. Эта ласковая кошечка, того и гляди, зацапает моего Николая Андреевича. Как пить дать, зацапает…

Доктор достал платок и вытер пот со лба — результат его мыслительной работы, а затем продолжал философствовать.

«Вот и остался без друзей. Надо же было тащиться в этакую даль, чтобы потерять их. Не мог сделать умнее. Ба! Дело-то серьезнее, чем я думал. Ведь мы — пленники, хоть к нам и благоволят. Если они тут засядут с своими балаболками до конца жизни, то и я не выберусь. Одному не управиться с этим делом. Надо подумать, пораскинуть мозгами… как и что?»

Руберг задумался.

«Что из себя представляет этот Блом? Какой-то невидимый, да и весь город… Ну, скажем, что выделывают они тут стальную броню, да, спрашивается, на кой она им черт здесь, в непроходимых горах?!! От медведей, что ли, защищаться? Архиглупость какая-то! — продолжал сердиться Руберг. — Даже если вырабатывать и прочие предметы военных снаряжений. Разве они не могли выделывать их в другом месте, в тех же прекрасно оборудованных заводах Англии? Нет, надо было забраться сюда, куда и птица-то редко залетает, а не только человек. Заколдованный круг, из которого не выбраться. Дернула же нелегкая впутаться в этакую кашу. Расхлебай ее, мудрый Эдип! Живем неделю, даже к самому м-ру Блому во дворец перебрались, а что узнали? — Ровно ничего. Мой друг восхищается их работой, обстановкой, жизненными удобствами, совершенством машин, да ведь самой-то сути, подоплеки-то всего этого он не видит и не знает. А тут еще этот бульдог с его хищным взглядом, инженер Гобартон. Как он посмотрит на нас, так мороз но коже подирает, тьфу, образина!»

И возмущенный воспоминанием об инженере, честный русак ожесточенно плюнул.