Икста Мюррей - Золото Монтесумы Страница 13

— Этот текст не похож на ваш документ, — ответила я на напряженный взгляд Марко, когда прочла наводящее ужас описание возгорающейся «грязи янтарного цвета», напомнившее мне о нефти — воспламеняющемся оружии древних мавров, которым прославился Александр Великий, применивший его против индийцев: от жидкости она разгорается еще больше, а затухает от порошка. Однако эта мысль лишь промелькнула в моем сознании, меня не так занимало содержание письма, как его внешний вид. В свое время я занималась почерковедением, не только изучая каллиграфию, но прочитывая все материалы, начиная с трудов XVI века по оккультной графологии, а также учебники ФБР по криминалистической идентификации почерка. Поэтому, заметив, что дуктус, то есть наклон в написании букв, этого письма отличается от наклона в письме Марко, я сообщила ему об этом.

— Вы хотите сказать, что письма не похожи, — поспешил заметить Марко, щелкнув своими тонкими длинными пальцами. — Я имею в виду тональность письма и его литературный стиль.

Доктор Риккарди остановила на нем внимательный взгляд.

— Действительно, если ваше письмо написано Антонио после его возвращения с флотом Кортеса, то оно не должно быть похоже на это письмо: в среднем и пожилом возрасте характер Антонио смягчился из-за болезни, которую он называл «состоянием», кроме того, на нем сказалось благотворное влияние его жены…

— Софии, — одновременно сказали мы с Марко.

— Да. Но мне кажется, что Лола говорит о почерке.

Благородная дама уселась к нам спиной и стала перечитывать его еще раз, ворча себе под нос и хмыкая, словно выражая презрение к нашему многословию.

— Марко, — прошептала я, — достаньте конверт, я хочу еще раз взглянуть на письмо.

Он протянул мне тонкие, почти прозрачные, исписанные страницы.

Я сказала:

— Я только сейчас поняла, что письмо Марко написано на какой-то необычной бумаге. Насколько я помню, папиросной бумагой не часто пользовались в эпоху Ренессанса, не правда ли?

Доктор Риккарди покачала головой:

— Конечно! И было бы странно, если бы Антонио написал его на такой бумаге. Все Медичи писали на пергаменте, что подтверждают множество писем, видите? Кроме того, это не настоящая папиросная бумага, а скорее волокна конопли, которые так тщательно отскоблили, что ее фактура стала прозрачной. Она получила широкое распространение только в XVII столетии, и то лишь среди богатых куртизанок, считавших ее предметом роскоши, потому что она напоминала тончайшую ткань, из которой им шили нижнее белье.

— Но самая главная проблема — это почерк, — сказала я. — В письме, которое находилось у Марко, заглавные буквы и росчерки были более изощренными.

Доктор Риккарди кивнула:

— На мой взгляд, разница бросается в глаза.

— Лола! Не спешите с выводами, не торопитесь, — прошептал мне мой похититель.

Для наглядности я положила рядом с письмом Антонио, адресованным папе, послание, приобретенное Марко у Сото-Релады, которое еще раз и цитирую:

«1 июня 1554 года

Венеция

Мой дорогой племянник Козимо, герцог Флорентийский. Я пишу это послание в ответ на просьбу о денежной помощи для осуществления овладевшей тобой совершенно вздорной затеи — сражения против Сиены. Твое стремление к бряцанию оружием весьма меня огорчило, поскольку я считаю эту войну противоречащей здравому смыслу, о чем не раз говорил. Мы могли бы обсудить это, если бы ты удостоил меня аудиенции. Когда я виделся с тобой в последний раз? Тогда, когда был изгнан из Флоренции вместе с женой Софией. Кажется, это было в двадцатых годах, вскоре после возвращения из Америки. Всего несколько месяцев мы наслаждались роскошью фамильного дворца. Я часто вспоминаю великолепную трапезную, полную таинственности и чарующей красоты: сверкающие позолотой фризы с фигурами дев, тайные ходы, фреску «Похищение Прозерпины» — все те изящные предметы искусства, которые я выписывал из-за границы, и бережно хранил. Особенно мне вспоминается одна милая вещица, а именно карта Италии в замечательном исполнении Понтормо.

Я являлся, по сути, пленником, мне позволялось лишь после ужина уединиться в лаборатории и заниматься там поиском лекарства от моего недуга, так мучившего меня».

Проведя пальцами по изящно начертанным буквам, напоминающим миниатюры, вышитые черным шелком, я все больше приходила к выводу, что эти два письма написаны разными людьми. В первом послании буквы были наклонены влево, как будто у автора через десять лет изменился почерк. Начертание их было абсолютно разным.

— Посмотрите, вот здесь черточки на «t» тоже другие, — поддержала меня доктор Риккарди. — И «a» совершенно иначе написаны.

Но Марко этот ответ не убедил.

— Печать-то его, что же вам еще нужно? Это же классический признак подлинности. Второе письмо мог написать секретарь Антонио.

Мы с доктором Риккарди вынуждены были возразить ему.

— Печати действительно идентичные, — подтвердила я. — Но Медичи были буквально помешаны на новых идеях, на гуманизме, поэтому величайшим образцом для них служил Цицерон и письма, написанные его рукой. Послание такой важности, да еще адресованное самому папе, Джованни Медичи должен был непременно написать собственноручно, если только не лежал на смертном одре.

— В XVI веке, — добавила доктор Риккарди, — стиль, содержание и почерк письма полностью отождествлялись с личностью его автора.

Я поднесла письмо ближе к свету. Марко стиснул кулаки, губы его побелели, он вперил в меня предостерегающий взгляд, но я все равно произнесла свой вердикт:

— Вам не имело смысла тащить меня в такую даль, Марко. — Я решительно вернула ему его «драгоценное» письмо. — Это послание — фальшивка!

Глава 6

Марко сунул его мне в руки.

— Посмотрите на него еще раз! — потребовал он.

— Я уже смотрела. И сказала вам все, что о нем думаю.

— Вы ошиблись!

Вложив письмо в конверт, я запихнула его в карман пиджака Марко.

— Нисколько! Между этими письмами огромная разница, они не могли быть написаны одной и той же рукой.

— Вы были невнимательной. Потрудитесь исследовать его более тщательно. Небрежная работа всегда выводит меня из себя.

— Марко, это письмо — бесполезный клочок бумаги!

— Нет, нет, прекратите! — вскричала доктор Риккарди. — Нечего мне устраивать сцену ссоры влюбленных.

— Никакие мы не влюбленные!

— Тем хуже! Ну же, дорогие мои, перестаньте дуться друг на друга. — Мы продолжали огрызаться, и доктор обняла нас за плечи, словно уговаривая: — Дорогая, мне кажется, вас просто необходимо вознаградить за утомительный перелет через океан. Вечером рабочие уйдут и мы устроим восхитительный ужин!