Кавказская крепость - Сфибуба Юсуфович Сфиев Страница 13

— Похоже, что господин начальник МАХ знает не только меня, но и мою афинскую богиню красоты.

— Работа обязывает, дорогой друг.

— На что вы намекаете?

— Эфенди, перейдем ближе к делу, ради которого мы приехали сюда в такой поздний час.

Стратегическое значение нашего приморского города, одного из главных мусульманских бастионов против гяуров, обязывает мою службу иметь в своем распоряжении преданных ей людей из числа настоящих патриотов родины.

— К сожалению, господин Гюлибей, я не отношусь к числу преданных турок, — обиженно заметил Шевкет. — Нет-нет да и услышу в баре в свой адрес: «болгарский пришелец», «внучек канадской бабушки» и другие оскорбительные словечки.

— Дорогой Шевкет, только круглые идиоты и профаны в истории могут говорить подобные глупости. Ваши предки очутились в славянской стране по вине наших горе-полководцев, после поражения в войне бросивших там своих солдат на произвол судьбы.

Вы настоящий патриот Турции, иначе разве приехали бы из Канады сюда? Одно это обстоятельство характеризует вас как человека, любящего родину своих предков.

— Благодарю. Так еще никто здесь обо мне не отзывался, — сказал тронутый словами Гюлибея Шевкет.

— Отныне вы, дорогой Шевкет, будете преданным моей службе человеком и моим личным другом.

— Благодарю за доверие, господин Гюлибей; но я хотел бы кое-что уточнить.

— Пожалуйста.

— В моей преданности вы не сомневайтесь. Мой бар, мои люди всегда к вашим услугам, но я сам считаю себя не пригодным к выполнению тех задач, которые поставлены перед нашей службой.

— Не скромничайте, мой друг. Следует ли человеку, несмотря на хитроумные комбинации канадских юристов, вырвавшему из Канады бабушкины доллары, принижать свои способности?

— Уважаемый Гюлибей, я — бизнесмен. Моя стихия — деньги, и я делаю их неплохо. Я имею возможность за свой счет постоянно держать для вас здесь, на тихом берегу Черного моря, любую приглянувшуюся вам красавицу. Только избавьте меня от вашего предложения. Я плохой политик.

— Ладно, ладно, эфенди. Пока я от вас требую немногого: интересуйтесь поведением русских моряков и работников Советского консульства в нашем городе. Чтобы войти в доверие к русским, при встрече рассказывайте им, что вы не чистокровный турок, а имеете определенную родственную связь с болгарами. Русские и болгары — славяне. Об остальном мы поговорим потом.

На рассвете Гюлибей отвез Шевкета в город. Хозяин бара вышел из машины недалеко от квартала, в котором находился его дом. В глубоком раздумье вернулся Шевкет к себе и не раздеваясь прилег на диване...

В его жизни начиналась новая полоса. Куда она его приведет?..

Глава VI

БЕДНАЯ ДОЧЬ БОГАТОГО ФАБРИКАНТА

Старый фабрикант умирал. В завещании, оставленном им у стамбульского нотариуса, было указано, что наследницей имущества является его единственная дочь Гюзель. Перед смертью фабрикант продиктовал дочери список стамбульцев, которым он задолжал.

Гюзель знала, что долгов, оставленных отцом, куда больше, чем стоимость всего состояния, завещанного ей по наследству. Знали об этом и друзья фабриканта, и его недруги.

Гюзель очень любила своего отца, и ей больно было слышать о нем дурное. В свое время фабрикант был одним из воротил Стамбула, делавших большой бизнес. Однако после неудачной сделки с какой-то лондонской фирмой фабрика перестала приносить прежние доходы. Чтобы вывести хозяйство из трудного финансового положения, он занимал деньги у своих коллег, но и это не спасло его. Поэтому-то Гюзель и получила в наследство от своего отца только список кредиторов. Она была в отчаянии. Положение усугублялось еще и тем, что враги покойного фабриканта, знавшие о его связях с англичанами, после его смерти начали травлю Гюзель.

Возвратившись домой из колледжа, где она преподавала английский язык, Гюзель сидела в кабинете покойного родителя и перелистывала его дневник. Зазвенел звонок. У дверей стоял незнакомый мужчина.

— Байян[11] Гюзель, принимаете непрошеного гостя? — снимая шляпу, спросил незнакомец по-турецки.

Гюзель, прекрасно владеющая английским языком, определила, что перед ней не турок, а англичанин, и невольно насторожилась. Не хватало еще того, чтобы к осиротевшей одинокой женщине-турчанке обращался иностранец!.. Чтобы не привлечь внимания соседей, Гюзель ответила на английском языке.

— Не нужно демонстрировать свои знания турецкого языка, сэр. Входите и представьтесь.

— О’кэй, — обрадованно произнес мужчина, входя в прихожую.

— Байян, хотя я и не был на похоронах вашего отца, моего старого друга, но мысли мои в те тяжелые для вас минуты были с теми, кто его искренне любил.

— Я в этом ничуть не сомневаюсь, сэр.

— Гюзель, не удивляйтесь моему визиту. Я шеф вашего бывшего знакомого мистера Кларка...

Гюзель стало не по себе от одного упоминания о Кларке. Это он втянул ее в спектакли, созданные в стенах проклятого СИС. Гюзель вспомнилось сотрудничество с англичанами, от которого в душе ее остался тяжелый осадок.

— Сэр, прошу вас в эти траурные для меня дни не говорить о Кларке.

— Байян, Кларк мертв, а говорить плохо о мертвецах грешно.

Гюзель стало неловко. В самом деле, она могла ошибиться. Но разве правы враги отца, организовавшие грязную шумиху вокруг его имени? И ей, не взвесив все за и против в отношении Кларка, не следовало теперь говорить о нем так резко.

Опытный глаз Джима усмотрел перемену в настроении Гюзель. Усадив англичанина в гостиной, она сказала:

— Вы правы, сэр, грешно плохо говорить о мертвецах.

— Байян, мне известны грязные сплетни, распространяемые о вашем покойном