Юрий Федоров - Искатель. 1967. Выпуск №5 Страница 14

Метрономом стучали падающие, с крыши в лужу капли. Оцепление вокруг дома давно замкнулось. Минута, вторая, третья… Тарасов чуть подался вперед, напрягая слух. Стучали капли. Темной громадой горбился дом.

Час назад, пожимая руку Романову, Тарасов сказал:

— Смотри, старик, осторожнее… К черту в пасть лезешь…

Романов только улыбнулся.

— Пробьемся…

Повернулся и зашагал по коридору..

Так они расстались.

Романов, стоя в незнакомой комнате, тоже считал минуты. Обошли дом… Остановились в саду… У окон… Кто-то остановился у подъезда… Минута, еще, еще…

Голоса за дверями то стихали совсем, то вдруг раздавались громче. И вновь он дважды услышал: «Улагай».

«Улагай, — подумал следователь. — При чем здесь генерал Улагай? Его десант из Крыма разбили на Кубани еще в начале сентября. Нет. Этих надо брать только живыми…»

Голоса за дверью стали слышнее.

Романов расстегнул крючок на шинели, вытащил из-за ремня наган, осторожно взвел курок.

Голоса вдруг притихли, но тут же раздались вновь.

Перед сабельным броском человек собирается в комок; серебряным горлом пропоет труба, и кони грянут оземь звоном копыт.

Ударом ноги Романов распахнул дверь, выстрелил в потолок.

— Руки на стол! — крикнул он.

Перед глазами мелькнули бледные пятна лиц, качнулась лампа, и в это же мгновение в дверь ударили чем-то тяжелым. Это Тарасов, едва шевельнув губами, дал команду «вперед!». Под плечом Ремизова замок хрястнул, и дверь распахнулась.

Ремизов точно охарактеризовал капитана «Атланта» Отто Опица. Толстый его затылок был налит кровью, но глаза смотрели спокойно. Может быть, даже слишком спокойно. Этот не трусил и отлично понимал, что время поставило людей по двум сторонам баррикады. Или одни победят, или другие. Мира быть не могло.

Упершись короткими руками в толстые колени, Отто Опиц плевал словами:

— Революция? Это хаос. Мерзость.

Тарасов даже переменился в лице, слушая его. Опиц повернулся к Романову, щеки его дрожали от негодования.

— Мой дальний родственник, романтический юноша, поверил в неверные идеалы. Он говорил: «Революция — это прекрасно». Сказать вам, как он погиб? Его застрелил пьяный матрос. Да, да!..

Он говорил и говорил… Он ниспровергал все, во что верили двое сидящих против него, он затаптывал в грязь то, за что и Романов и Тарасов шли под огонь пулеметов, мерзли в снегу, носили на теле рубцы и раны.

У Романова напряглись плечи. Но он не прерывал капитана «Атланта» — пусть скажет все, пусть выговорится! Жало у него вырвали, он только бьет хвостом, как гадюка под лопатой. Со словами надо обращаться осторожно, а сейчас капитан мог сказать и такое, что пригодится.

— Я честный человек, — говорил Опиц, — я хочу порядка. Вам понятно, что такое честный человек?

Романов перебил его:

— Вы говорите — честный человек? Это ложь. Вы хотели украсть судно, которое принадлежит Советской России. Государству. И убили человека.

Опиц замолчал. Запал его прошел. Он пожевал губами. Сказал невнятно:

— Да… да…

— Честный человек? Я не знаю, — Романов поднялся, — как погиб ваш дальний родственник и в какие идеалы он верил, но вы, кроме разговоров о чести, ничего не смогли привести в свою защиту. Вы знаете, Опиц, мне приходилось видеть, как мародеры грабили магазин, тащили все — горшки и перины. Разницы между вами и этими людьми я не вижу. Только вы откусили кусок больше и прожевать его не смогли.

Романов мог сказать много. Он немало повидал таких, как Опиц, и понимал, что за словами стояло одно — то, что он уложил в короткую фразу:

— Пальцы у вас, да и у других, таких, как вы, гнутся только к себе.

Романов вызвал часового. Сказал:

— Отведите его.

Опиц оглянулся в дверях. Взгляд его был растерянным.

Романов вновь сел к столу.

— Да, — сказал Тарасов, — это враг. Матерый…

— Матерый… — повторил Романов и замолчал.

Он вспомнил, как впервые приехал на «Атлант», Глинистый берег, дождь… У трапа, в машинном отделении, лежал убитый двумя выстрелами в грудь Александр Шевчук.

Теперь он знал, как это произошло на «Атланте».

В тот день Отто Опиц отпустил Сашку на берег. Крикнул с мостика:

— Иди! Чтобы был к шести! В шесть отходим.

Наклонил голову, покопался в карманах и вдруг вытащил смятую бумажку, кинул Сашке.

— Можешь позволить себе…

Улыбнулся.

«Толстый черт, — подумал Сашка, — что-то подобрел сегодня».

И пошел вверх по узкой улочке, выходившей на Садовую.

Все утро хмурило, а во второй половине дня неожиданно разъяснело. Со всех причалов потянулся в город народ. Сашка затерялся среди людей на крутой улочке.

Вернулся он к отплытию судна. В голове чуть шумело. Был у кума. Выпили под свежевывяленных рыбцов. Поговорили. Кум, грузчик с мельницы, все кричал: «Пришло время!..» — и, не договаривая, ронял голову в колючую рыбью шелуху. Через минуту он вновь поднимал голову, смотрел осоловелыми глазами и кричал: «Пришло время!..» — и опять ронял голову в рыбьи хвосты.

Вернувшись, Сашка прошел в машинное отделение и прилег на рундуке, и уже было задремал, но его тронул за плечо новый кочегар, сказал:

— Отваливаем, капитан тебя требует.

Сашка нигде и никогда не учился, но от природы был он парнем сообразительным и корабельную машину знал до последнего винтика. Когда старый механик однажды, сойдя на берег, не вернулся, Отто Опиц поставил Сашку на его место. По суровым временам лучшего было не найти, да и Сашка вполне справлялся с обязанностями механика.

Дали отвальный гудок, и судно отошло от причала. Все шло как обычно. Сашка выглянул на палубу. Над головой медленно проплывал железнодорожный мост. Минут пять механик посидел на ступеньках, покурил. Капитан маячил в рубке. Механик спустился вниз, к машине, и вновь лег на рундук. Новый кочегар неловко орудовал лопатой.

«Так он долго не поработает», — подумал Сашка, глядя, как тот жал на лопату, вгоняя ее в уголь. Быстро темнело.

Механик поднялся, нащупал на стене рубильник и включил свет. Кочегар обернулся растерянно.

— Иди передохни на палубу, Я сам пошурую, — сказал механик и взял у кочегара лопату.

Сашка ухватисто набрал на лопату уголь и швырнул в топку. Не поворачиваясь, сказал:

— Надо работать только туловищем. На руки вес не бери, а то через час дух вон.

Он еще набрал угля и широко кинул в топку. Пламя занялось. Сашка, оглядываясь, спросил:

— Понял? — И только в эту минуту увидел, что кочегара нет. Тот ушел на палубу.

«Странный парень», — подумал механик. И вновь шагнул к угольной яме.