Сквозь века - Алексей Бецкий Страница 14

Когда наше знакомство подошло к концу, он спросил:

— А ты в лагере был хоть раз?

— Нет, — честно отвечал я.

И тут же сам понял: я ведь действительно никогда не был в лагере! Я ещё никогда не получал столько самостоятельности. Казалось бы, надо радоваться, но теперь этой свободы я начал побаиваться. Одно дело всегда рядом с родителями, готовыми помочь, и совсем другое вдали от них, где рассчитывать можно только на себя. Ярик, конечно, может помочь, да и Константин Константинович тоже, но родители — это совсем другое.

— Лагеря… — протянул тем временем Рокоссовский, — это хорошо. Ну если оздоровительные или спортивные, конечно. А не другие. Нет, лучше было назвать как-нибудь по-другому. Скажем, место отдыха. А то слово "лагерь" само по себе какое-то мрачное. На мой взгляд.

— Конечно, при Сталине только так казаться и может, — вырвалось у меня, но я тотчас прикусил язык.

Маршал усмехнулся, и заметил, что мои знания в истории весьма похвальны.

С тех пор каждый день я думал о предстоящей поездке. Воображение рисовало картины одну хуже другой. И причин было сразу несколько: во-первых, я пессимист. Из-за чего точно сказать не могу, так сложилось исторически. Во-вторых до этого в «местах отдыха», как их называл маршал, я еще не бывал, а неизвестность всегда кажется угрожающей. Ну и в-третьих, современные книги и фильмы, если освещали лагерную жизнь, никогда не повествовали о мире, дружбе и жвачке.

Но думать об этом времени особо много не было. Вопреки моим ожиданиям, утренние занятия не прекратились. Рокоссовский, также как и Суворов, уделял большое внимание закаливанию и физическому развитию. Но с первого же дня нашего общения, он заставил читать меня школьную программу. Пришлось подчиниться. Я впринципе не был против чтения, просто после напряженного учебного года организм требовал отдыха. Мозг, и так работавший на протяжении целых девяти месяцев почти безостановочно, теперь отказывался принимать любую умственную пищу.

Наконец, накануне отъезда моего, начался сбор вещей (как я люблю, в последний момент). Мама собрала мне огромное количество одежды: на случай, если холодно, если жарко, если пасмурно, если дождь, если снег, если ветер, если зной и так далее. Одним словом, гардероб у меня был самый разнообразный. Собрали аптечку. Когда я осмотрел её, создалось ощущение, что я больной напрочь человек, который без иной таблетки и минуты не протянет. Ну ладно, пусть будет. Взял с собой всякой мелкой еды, которая может долго храниться (по типу злаковых батончиков, печенья и другого). Положили прочей всякой всячины. В итоге я еле поднимал сумку, и это учитывая то, что там только самое необходимое.

В день отъезда я жутко переживал. Неизвестность пугала меня больше всего. Я по натуре своей не люблю менять чего-то устоявшегося в своей жизни, не люблю пробовать новое, причём не люблю до невозможности. Я думаю, можно понять, насколько был я не в себе. Константин Константинович же был в самом наилучшем расположении духа:

— Чего такой кислый, Григорий? Отдыхать ведь едем! Только представь: природа, друзья, свежий воздух… М-м-м… Красота!

Я вяло улыбнулся, сделав вид, что несказанно рад.

В назначенное время я был уже на автобусной остановке, откуда нас должны были увести. Народу было чрезвычайно много, причем по большей части родителей. Создавалось впечатление, что повезут их самих, а не детей. Как только я встретил в толпе Ярика, то сразу почувствовал себя как-то спокойнее. Мы поздоровались.

— А твои где? — вопрошал он про родителей.

— На работе, а твои?

— Также.

Мы помолчали.

— Слушай, — прервал он неловкую паузу, — ты в лагерях вообще был когда-нибудь?

— Нет.

— Вот и я нет. Волнуюсь слегка.

— Слегка? Да ты бы знал, как меня колотит внутри!

— Не дрейфь! Прорвёмся! Вдвоём справимся как-нибудь. Всяко так легче, чем поодиночке. Правда ведь?

Я согласился с ним. Господи, мне бы его спокойствие: стоит, по сторонам смотрит, разглядывает чего-то. Либо он бесстрашный, либо гениальный актер, либо безумец.

В это время подъехал автобус, мы сели рядом, двери закрылись. Машина тронулась, увозя меня в неизвестный доселе мне мир. Я не знал, что меня там ждало, но вряд ли придётся скучать, по крайней мере, надеюсь на это.

Всю дорогу мы ехали молча. Во-первых, наговоримся ещё вдоволь, а во-вторых, каждый был погружён в свои мысли.

Приехали быстро, в дороге почти не укачало, за что я был искренне благодарен своему желудку, обожающему подводить меня когда не надо. Двери автобуса открылись, приглашая нас вступить в этот чудный новый мир…

ГЛАВА 2

Лагерь расположился на берегу небольшой реки, в сосновом лесу. Река была не особо большой, от берега до берега не больше 15–17 метров. Но при этом глубины ей было не занимать, уверен, что вброд ее не перейти. Течение было не сильное, но и слабым назвать его никак нельзя. Воздух здесь просто потрясающий! Такой прозрачный, легкий, точно его вовсе нет. Это подтвердил и мой нос, который, уведомил меня о его качестве, начав кровоточить. Сосны же здесь стояли почти на каждом шагу, создавая очень уютную атмосферу вокруг: кроны их зеленым потолком закрывали небо, а от стволов шел приятный жар. Сосновый аромат вокруг сводил меня с ума.

Нас встретили тренера, среди которых был и наш Андрей Никитич. Стоит описать его более подробно, дабы стало ясно, что это за человек.

Роста он был невысокого, но и не низкого, обладал превосходным телосложением, как и любой спортсмен. У него были короткие светло-русые волосы, правильные черты лица. Общался он всегда спокойно, рассудительно, но, если надо мог говорить быстро, сбиваясь, как и полагается людям из спорта; всегда слушал, не перебивая собеседника, за что его многие и любили. Он был внимателен к подопечным, но когда надо и строг. В общем, прямая противоположность нашему физруку.

Нас встретили, построили, даже что-то сказали. Что-то настолько важное, что я почти не слушал. Ребят было автобуса три, включая наш. Всех разделили таким образом, чтобы каждый приехавший попал к своему наставнику, ибо помимо нашего клуба здесь были и другие спортсмены. Я, Ярик и несколько других ребят попали к Андрею Никитичу.

Жить нам предстояло в коттеджах, так как место, где мне предстояло провести смену (солидно звучит) обычно служило местом отдыха зимой