Станис Фаб - Золотая кариока Страница 15

Колдуита нажал на потайную скобу. Каменная стена легко сдвинулась с места, и карамелька потащил Димку в черный провал.

– Ну и темнотища, точно как в подвале нашего дома, удивился Димка. – Надо зажечь факел.

Карамелька ловко выбил искру, и факел вспыхнул, освещая путь.

– Куда ведет этот ход?

– О, это большая тайна. Подземную дорогу построили много-много лет назад, когда на Тридевятую землю напали страшные племена брандохлыстов. Тогда Акулия и Карамелия сражались вместе, и этот подземный путь соединял два государства. По этому ходу полководцы отправляли друг другу послания, передвигались войска. Ход этот построили под узким проливом Теплого моря. Тогда же проложили и канал. Вода в канале – из водопада. Ужасные брандохлысты не смогли победить два объединившихся государства, и тогда они отравили источники питьевой воды, чтобы взять жителей измором. Наши строители и нашли этот подземный водопад.

Колдуита остановился.

– Вот, слышишь шум? Это он. Давненько я здесь не бывал, – мечтательно произнес он.

Осторожно, почти ползком, подобрались они к самому краю пропасти, за которым исчезал поток воды. – Посвети-ка сюда, – попросил Димка.

Колдуита опустил факел вниз. Брызги шипели, попадая на огонь, и, что удивительно, в отблесках его света обрыв перестал пугать своей страшной и неведомой бездной.

– Смотри, смотри, Колдуита! – зашептал Димка. – Там, кажется, ход!

– Конечно. Это черный ход. Он был проложен параллельно каналу, чтобы следить за его подземным состоянием.

– Ну ты даешь. Все знаешь, краевед-вундеркинд.

– Что такое вундеркинд? Этого слова я не встречал.

– Потому и не встречал, что словечко редкое. Потом как-нибудь объясню, если окажется, что я и впрямь не ошибся. Скажи, веревку крепкую достать можешь?

– Запросто. А зачем тебе веревка?

– Надо проверить, в каком состоянии черный ход и куда он ведет. Может быть, когда-нибудь вам придется еще раз воспользоваться им.

Колдуита и Димка так же осторожно отползли от края пропасти и устроились на небольшом выступе каменной стены.

– Теперь, – начал Колдуита, – я расскажу тебе о том, что случилось в Тридевятой земле.

Глава четырнадцатая, в которой Коську-Камчатку (он же Любимчик) поражает страшная болезнь «голововскружение»

С того момента, как Акулька-13 присвоил пришельцу титул Любимчика, жизнь его круто изменилась.

Коська-Камчатка и представить себе не мог, что значит быть Любимчиком в Акулии. Целых три умывалыщицы следили за его опрятностью. Одна мыла лицо, другая терла мочалкой шею, третья стояла наготове с полотенцем.

После водных процедур в спальне Любимчика появлялось ровно десять слуг. Они одевали и обували его, внимательно следя за тем, чтобы сам Любимчик, не дай бог, не пошевелил рукой или ногой. И если такое происходило, они бросали все и наваливались на ноги или руки, спрашивая, как и куда его повернуть или пошевелить.

Но если Любимчик вел себя смирно, они занимались тем, что советовали друг другу, какой бантик сделать сегодня на его ботинке, какую рубашку на него надеть, на сколько пуговичек застегнуть.

Каждое утро перед завтраком он обязан был трижды повторять страшную клятву Любимчика. Вот эту: «Я, возведенный в сан Любимчика, любимый из любимых, клянусь гордо нести свое имя. Не брать, не давать, не делать и не слушать ничего и никого просто так. Не помогать ближнему, не жалеть дальнего. Ни с кем не дружить крепко, не бросаться на помощь по первому зову, а также по второму и третьему. Удивляться только с четвертого или пятого раза. Узнавать с шестого или седьмого, ходить по улицам Акулии только с высоко поднятой головой, никого кроме правителя не замечать…».

Прочитав клятву первый раз, Коська-Камчатка хотел тут же отказаться от титула. Он и раньше слышал от папы и его друзей, что за все надо платить. Но чтобы столько и так?!

Но, поразмыслив чуть-чуть, все-таки согласился стать Любимчиком. Как будущий ученый, он решил поставить эксперимент «Как быть Любимчиком» на себе. В конце концов, это был очень трудный опыт. Даже взрослые люди, не то что мальчишка, нередко не могли выдержать испытание всеобщей любовью. Но ведь Коська не знал об этом!

Между тем вся история всеобщего поклонения за выдуманные заслуги говорит о том, что если нет достаточной силы воли, если не сомневаться в своих талантах, доверять критикам, которые рассыпаются в комплиментах, – то очень просто стать себялюбцем со всеми вытекающими отсюда последствиями. Особенно важно не пропустить такого развития событий, когда речь идет о детях. В общем, Коськин эксперимент явно тянул на престижную научную награду, и он сделал решительный шаг, согласившись занять вакантную должность.

Теперь Коська-Камчатка восседал рядом с Акулькой-13. Только трон у Любимчика был поменьше да потеснее.

В Акулии все строилось на ритуалах – утренний, обеденный, полдничный, вечерний.

Утренний начинался с прохождения перед троном привратных, подсуконных, подковерных придворных. Тот, кто был удостоен благосклонного слова или взгляда Акульки-13 утром, отмечался галочкой как «обласканный» и получал право пройтись еще раз в полдень.

Вы спросите, чем занимались все эти дворцовые жители? Работали. Подсуконные, например, следили за тем, чтобы под сукно регулярно клали важные законы и сообщения. Подковерные отвечали, чтобы все между собой вели борьбу, но так, чтобы широкая общественность Акулии как бы ни о чем не догадывалась.

Чтецы во время таких утренних церемоний гнусаво распевали хвалебные оды в честь правителя и его Любимчика.

Но и это еще не все. В штате у Акульки-13 было несколько подтанцовщиков и несколько прихлопывателей. Они содержались за счет государства на тот случай, если Акульке-13 не захочется самому танцевать и аплодировать. Вот тут подтанцовщики и должны были изображать искусство танца, а прихлопыватели аплодировать и при этом делать вид, что все это очень важно.

В общем, от этого придворного церемониала Коська-Камчатка заскучал и чуть было не заснул. Но и это оказалось не последним действием. Наступил черед придворных художников. Они выстроились в ряд перед Акулькой-13 и Любимчиком, словно фотографы на презентациях, и стали делать моментальные портреты. Ими потом украшали улицы и стены домов. Считалось, что так правитель войдет в каждый дом и в сердце каждого обывателя. Вот и Коська-Камчатка – где бы ни появлялся – всюду на него смотрел Любимчик, то есть он сам. Коська останавливался и внимательно, с интересом пялился на собственное изображение. Но вскоре это занятие ему надоело, и теперь он иногда даже гримасничал перед портретом: оттопыривал уши, губы, раздувал щеки, выкатывал глаза и показывал язык.