Альманах «Подвиг» - Ночные окна. Похищение из сарая Страница 15

— Вы вскользь упомянули о трех богатырях на картине Васнецова. Себя поставили в центре, как среднего брата. Но на том знаменитом полотне это место занимает основной и главный персонаж былин — Илья Муромец. Возможно, на полигоне вы действительно стояли в центре. Вполне вероятно также, что просто не помните и оговорились. Но я не сомневаюсь в том, что эта оговорка произошла неслучайно.

— А к чему?…и вообще… — начал было Владимир, но осекся и замолчал.

— Да разве это имеет какое-то значение? — поддержал Алексей.

— Имеет, — промолвил я. — Ваш брат, по-видимому, всегда и везде, с детства и до сих пор, во сне и наяву, считает себя основным и главным в вашем семейном клане, центровым.

— Ну и что тут такого? — почти прокричал Владимир, начиная злиться. Он вскочил со стула.

— Да, что? — вновь поддержал брат. — Это естественное соперничество. Мальчишки всегда борются, чтобы победить.

— Но потом они вырастают. А победы как не было, так и нет, — сказал я. — Зато на ее место приходит другое чувство.

— Какое же? — нахмурился Алексей.

— В общем-то вполне естественное, особенно по отношению к более удачливым братьям. Зависть. А затем обида и злопамятство. А далее следует целый букет из бодлеровских цветов. Пахнут они очень резко и кружат голову. Помрачают рассудок, когда думаешь только об одном. О мести.

— Ерунда все это! — вновь взорвался Владимир. — Леша, ты слышишь, на что он намекает? К чему ведет? Поссорить нас хочет. Психоаналитик хренов! Пошли лучше отсюда.

— Нет, — остановил его Алексей. — Пусть продолжит. Я хочу знать. Пока что это все слова.

— А вы припомните весь свой жизненный путь и все ваши взаимоотношения с братом, — произнес я.

— Никаких таких реальных фактов и доказательств не нахожу, — проворчал Алексей.

— Но они есть, — подал голос Левонидзе, вступая в действие.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, состоящая из разных разностей

Анастасия — это моя жена. Если мне сорок девять лет, то ей на днях должно исполниться тридцать. Вполне годится и в дочери. Но нас теперь связывают совсем иные отношения: врач и пациент. В своей запертой комнате она находится уже почти год. Это вынужденная мера, а не моя прихоть. Просто Анастасия порой не в состоянии контролировать свои поступки. Она может не столько навредить другим (я — не в счет, ко мне у нее повышенная агрессия), сколько самой себе. Любой внешний раздражитель способен обострить болезнь, вызвать депрессию или, того хуже, попытку суицида. Кстати, другие ведущие специалисты в психиатрии, которых я приглашал для консультации, согласились с моими выводами и ее особым режимом.

Когда-то она была неплохим художником-графиком и подавала большие надежды. Но накануне первой персональной выставки произошел нервный срыв. Сказалось огромное напряжение. Перед этим — три дня бессонницы, почти без пищи, в непрерывных заботах по устройству выставки в модной галерее. Денег было вложено немало. Но она была и еще остается очень богатой женщиной. А в результате — скандальная история при открытии, когда Анастасию увезли прямо в карете «скорой помощи» в больницу, а оттуда — через неделю — в мою клинику. Загородный Дом к тому времени приобрел уже окончательные очертания как лечебница неврозов и функционировал вовсю. Деньги в него были вложены моей супруги, моих скудных средств хватило бы лишь на постройку загона для кроликов. Причем без самих ушастых.

Но женился я на Анастасии вовсе не из-за ее капитала. Долгое время я даже не знал, что она является дочерью одного из крупных российских банкиров. Просто она действительно была очень привлекательной: стройная фигура, копна рыжих волос, матовое лицо, зеленоватые глаза, яркие губы, а еще была умной и талантливой девушкой. И совсем не избалованная своим привилегированным положением, спокойная и вполне скромная, остроумная, начитанная. Мне тогда еще не было известно, какую сильную психическую травму она перенесла в детстве, когда ее отец, человек вспыльчивый, часто впадающий в гнев и ярость, забил прилюдно насмерть клюшкой для гольфа ее любимого спаниеля. Видела это и десятилетняя Настя. Причем за какую-то ерунду — пес опорожнил желудок на персидский ковер. Несоизмеримость наказания и проступка потрясли девочку. Она некоторое время лечилась в швейцарской клинике, затем психическое здоровье вроде бы восстановилось. Отец делал все, что мог, чтобы загладить свою вину. Он положил на ее имя в банк крупную сумму денег. С восемнадцати лет она могла распоряжаться ими по своему усмотрению. Однако богатые банкиры наивно полагают, что парой-другой миллионов долларов можно вернуть любовь или даже прощение дочерей. Нет, насколько я выяснил потом, отца своего Анастасия с того случая возненавидела и продолжает ненавидеть до сих пор. Поэтому он практически исчез из ее жизни и дает о себе знать лишь пару раз в год: коротким звонком или каким-нибудь дорогим подарком ко дню рождения. Но потому-то и сама она не вошла по собственной воле в их изысканный круг — круг бизнесменов и политиков, элитных писателей и модных артистов. Она всегда держалась от них на расстоянии, хотя по потенциальным и творческим возможностям превосходила многих. Я случайно познакомился с ней в обычном уличном кафе. Кстати, я считаю, что ее графика и живопись после заболевания стали еще ярче, глубже, проникновеннее. Ведь талант и безумие идут по жизни рядом. А красота ее лица, глаз и губ ничуть не увяла. Так мне кажется. Наверное, потому что я продолжаю ее любить. Вот в память об этой любви у меня и остался на виске шрам от удара каминными щипцами, который нанесла мне Анастасия именно здесь.

Думая о ней, я смотрел на ярко подсвеченные искусственные дрова в камине и следил за тем, что рассказывает Левонидзе. Вначале он говорил о том, что вызывало лишь досаду и легкий смех у братьев Топорковых. Например, как маленький Володя, с детства похожий на кудрявого Ленина и столь же нетерпимый к политическим оппонентам, столкнул младшего брата Алешу с деревенского мостика, отчего тот едва не захлебнулся. А через год украл у старшего брата Коли часы и расколошматил их молотком.

— Зато я научился плавать, — со смехом возразил полковник. — А часы мы с ним вместе стибрили, чтобы посмотреть — почему стрелки бегают? И вообще, откуда вам все это известно?

— Земля слухами полнится, — уклончиво отозвался Левонидзе. — А свидетели порой живут долго. Однако идем дальше. Действительно, оставим всю эту чепуху. Это все так, прелюдия. Чтобы разогреться. А как вы объясните тот факт, что во время случайной драки с хулиганами весной 1968 года вы попали в милицию и едва избежали тюрьмы, а Владимир вышел сухим из воды? Хотя один из пострадавших очутился в больнице и стал позже инвалидом?