Луи Буссенар - Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию Страница 16

— Браво! — воскликнул я с энтузиазмом.

— Блестяще! — одобрил выстрел Сириль без тени зависти.

— Все-таки я поем мяса ары!..

Бедный МакКроули! Между выстрелом и поджариванием дичи на вертеле пролегла целая пропасть!

Птица не упала на землю. Летя вниз, она опустилась на большой лист приятного светло-зеленого цвета, шириной в шестьдесят сантиметров, толстый, мясистый, резной до половины длины. Вдруг при соприкосновении эти резные зубчики стали словно щупальца сжимать попугая, и он, будто запрятанный в темницу, исчез из-под носа у разочарованного гурмана.

Все расхохотались.

— Придется вам все-таки довольствоваться сушеным мясом: во второй повозке его запасы еще не тронуты.

— Давайте подождем, может, он еще упадет.

— Если угодно, стерегите его. Что до нас, то мы пойдем завтракать. Пока!

— Прошу вас, подождите пять минут! Признайте, что мы наблюдали нечто весьма любопытное. А вы, месье Б., как ученый-натуралист не упустите возможности расширить свои познания.

— Да, это поистине удивительно, — кивнул я, польщенный, что меня назвали ученым. — Прямо-таки тайна какая-то…

— …к которой я сейчас подберу ключ, — подхватил МакКроули. — В конце концов, не съест же меня этот лист.

— Лейтенант, лейтенант, — предостерег испуганно Сириль, — не трогайте его! Боюсь, нас может постигнуть то же несчастье, что и меня.

— Дружище, не волнуйтесь, я только дотронусь, а там посмотрим.

МакКроули храбро положил сжатый кулак на самую середину сети прожилок листа, лучики которого, искрясь на солнце, были раскрыты как веер. Мы увидели, как явление, которым сопровождалось поглощение ары, повторилось: зубчики листа обхватили кулак МакКроули и сжали его.

— Хм, любопытно… — произнес исследователь, не моргнув глазом. — Такое впечатление, что на мне слишком тесная перчатка… Однако никакой боли… Вот жмет сильнее… Черт! Рука онемела!

— Ради Бога. — Я не на шутку встревожился. — Достаточно для эксперимента, прошу вас.

— Да будет вам, дуржище. Еще немножко терпения: мы проделываем физиологический опыт. Когда настанет время, прошу вас срезать ножом этот проклятый лист, сжимающий руку словно клещами. Странно… Такое ощущение, будто жжет горчичник… Стало по-настоящему больно… Кажется, миллион раскаленных иголок впился в кулак… Хватит! Срезайте!..

Я моментально отсек лист. Полминуты спустя он отпал от руки экспериментатора. Она необычайно распухла и приобрела мертвенно-бледный цвет, вены вздулись и стали похожи на веревки… Крошечные капельки медленно сочившейся крови, или скорее сукровицы, позволили определить в растении присутствие жидкости, расстраивающей функционирование организма, подобно соку дрозеры ротундифолии, изучавшейся знаменитым Дарвином[96] и обладавшей свойствами, делавшими его схожим с животными.

Мы стали внимательно рассматривать странное дерево. Оно гораздо ниже своих соседей, по высоте не превосходит полутора — трех метров, не имеет ствола в обычном понимании. Ветви, на которых распускаются похожие на георгины цветы, не уступающие по размеру кочану капусты, образуют концентрические круги, располагающиеся друг от друга на равном расстоянии. На верхушке они соединяются конусом, увенчанным букетом. Листья резные, как у веерной пальмы, но толстые, как у алоэ, имеют множество маленьких коротеньких трубочек, похожих на волоски щетки. В отверстии каждой трубочки сверкает, подобно опалу, крошечная капелька.

— МакКроули, — сказал я после завтрака, — исследовав этот уникальный образец растительного мира, делаю вывод, что дерево съест нашу птицу.

— Уверен, так и произойдет, — согласился он. — В следующий раз Робартсу следует лучше выбирать свою цель. Впрочем, и эксперимент, проделанный нами, тоже научит кое-чему.

Предположение подтвердилось. На следующее утро лист принял свой первоначальный вид, а на земле мы обнаружили скелет ары, с несколькими прилипшими перьями.

— Ну и страна! — пробормотал Сириль. — В ней и пиявки метровой величины, что запросто высасывают кровь из лошади, и деревья, способные без труда убить человека, и листья, пожирающие птиц величиной с курицу.

Ей-богу, чудная у тебя страна, старина Том!

ГЛАВА 7

Гроза в каменной пустыне. — Запертые в ущелье. — Саперы и минеры. — Отравленный источник. — Токсикология[97] — офтальмология[98]. — Ночная атака. — Похищение, — Съедят ли их?

Внезапно, безо всякого перехода, без малейшего изменения характера местности, мы очутились перед знаменитой каменистой пустыней. Последние деревья, едва достигающие десяти метров, словно монастырской стеной отгораживали колоссальное пространство, где были повсюду разбросаны валуны всевозможных форм и размеров. До самого горизонта тянулась покрытая камнями территория, лишенная всякой растительности. Ее почва — мелкий песок, сухой и белый, — отражала солнечные лучи с такой же интенсивностью, что и солончаковая корка бесплодной земли в Тунисе[99]. И хотя накануне разведчики, постоянно высылавшиеся вперед, предупредили нас об этом геологическом феномене, мы были не просто удивлены, а буквально потрясены увиденным.

Ничто не говорило о том, что эти камни вулканического происхождения. Создавалось впечатление, они просто свалились с неба или, если рассуждать более рационально, занесены сюда в ледниковый период перемещением масс снега и льда, наподобие морен Швейцарии. По последним опубликованным сведениям Географического общества Мельбурна, каменистая пустыня имеет не менее пятидесяти километров в ширину и около ста шестидесяти в длину.

Наши странствия через каменные нагромождения, словно воздвигнутые почти в самом центре континента какой-то злобной волшебницей, растянулись на три дня. Емкости с водой еще полны, но все равно скупо распределяем ее между людьми и животными. Запас травы, заблаговременно сделанный на последних зеленых лугах, каждая лошадь несет на своей спине.

Приходится прилагать значительные усилия, чтобы расчистить путь. Вот кто-то воюет с помощью лома с булыжником весом в тонну, тщетно пытаясь его сдвинуть. Потом берется за домкрат — напрасные усилия. Приходится использовать полдюжины лошадей и канат. Чистокровки напрягают свои мощные мускулы так, что трещат кости! И наконец глыба выползает из углубления, переворачивается два или три раза: путь свободен. А через сто метров все начинается сначала. И это при изнурительной жаре, когда камни настолько раскалены лучами солнца, что к ним невозможно притронуться.