Поль д'Ивуа - Тайна Нилии Страница 16

— A-а… почему же именно? — спросил Джек.

— Сейчас я объясню. Дело в том, что между бетонным полом и внешней стенкой башни имеется отверстие, представляющее гарнизону возможность совершить, в случае надобности, вылазку, но вместе с тем если темною ночью какой-нибудь смельчак вздумает забраться через это отверстие с небольшим запасом пороха или динамита и заложить мину, то прощай башня! Хотя смельчаку, конечно, придется поплатиться жизнью, но зато охранная линия будет прорвана, а это, как вы сами понимаете, будет иметь роковые последствия для нас. Правда, в ночное время сильные электрические рефлекторы будут освещать всю местность на протяжении нескольких километров в окружности, но все же это дефект!

— Весьма незначительный! — сказал Джек.

— Да, конечно, тем более что эти вращающиеся башни будут расположены на расстоянии трех километров друг от друга, по обеим берегам Нила, причем башни одного берега будут приходиться в промежутках башен другого берега. Кроме того, наши канонерки, крейсируя в нильских водах, будут поддерживать сообщение между этими вращающимися фортами. Таким образом весь Египет и Нубия будут находиться под непрестанной угрозой перекрестного огня наших орудий.

Мистер Блэсс, быть может, еще долго распространялся бы на эту тему, если бы ему не пришли сказать, что Сирдар просит его пожаловать в его каюту, куда он тотчас же и поспешил. Джек, оставшись один, невольно предался размышлениям и стал сравнивать грозную военную силу англичан с бессильным героизмом патриотов Египта. Что могли они поделать с такой железной обороной, с такой броней?

Но вот Блэсс снова появился на палубе, взволнованный и возмущенный, и, увидев Джека, видимо, очень обрадовался тому, что может хоть с кем-нибудь поделиться своими чувствами.

— Нет, это что-то непостижимое! Какое нахальство!.. Муху… и куда же? На нос!.. Нет, это просто возмутительно! — вполголоса восклицал Блэсс, жалуясь молодому Прайсу. — Хорошо, что наши вращающиеся башни уже строятся, а то дело принимает весьма серьезный оборот… Да, да… весьма неприятный оборот. Сейчас мы пристанем к берегу, я должен отправить немедленно немного денег. Если хотите, пойдемте со мной, вы мне поможете, от вас нет надобности что-либо скрывать, так как вам все известно…

Джек, который вообще любил знать все, что вокруг него происходило, конечно, выразил полную готовность и, как только мостик был перекинут на берег, они гимнастическим шагом направились к телеграфной станции, и Блэсс на ходу стать сообщать своему спутнику подробности своего свидания с Сирдаром.

— Теперь Сирдар может стать посмешищем целой страны. И не только Сирдар, а вся Англия в его лице. Вот почему мы сейчас дадим телеграммы всем начальникам постов, чтобы они известили сэра Джорджа Кауфмана о том, что Сирдар требует его немедленно к себе и что он будет ожидать его сегодня ночью у Тахта. Лорд Бигген желает сегодня же произвести необходимую операцию над своим носом, а так как доктор Кауфман очень искусный хирург, то он желает поручить ему эту операцию, чтобы завтра же иметь возможность появиться снова на палубе. Генерал, без сомнения, прав: сидеть, запершись в своей каюте, для него не благовидно, это может дать повод к совершенно нежелательным предположениям!

Добежав до телеграфной станции, Блэсс и Джек составили и отправили несколько срочных телеграмм и затем, тем же гимнастическим шагом, вернулись на канонерку, которая, едва только они вступили на ее палубу, тотчас же пошла полным ходом вперед.

Блэсс, не теряя ни минуты, пошел отдать отчет в возложенном на него поручении Сирдару, а Джек снова остался один.

Вдруг им овладело неудержимое желание увидеть Робера Лавареда, этого молодого француза, геройски посвятившего себя делу освобождения Египта. И медленно, как бы против воли, юноша направился к той каюте, которая служила тюрьмою Лавареду. Два матроса с ружьями у ног стояли у дверей. У широкого окна этой каюты в верхней рубке, прижавшись лицом к стеклу, стоял арестованный, глядя на бегущие берега Нила. Что-то странное отражалось в его упорном взгляде. Был ли обескуражен этот человек, или в душе его все еще жила хоть слабая надежда, трудно было сказать.

Джек остановился в нескольких шагах от окна, но Лаваред не видел его, так как взгляд его был устремлен туда, где виднелась группа его друзей — Арман, Оретт и Лотия. На нее смотрел теперь из окна своей тюрьмы бедный арестант. Ради нее он посвятил себя делу освобождения Египта, ради этих прекрасных, темных глаз, ради того, чтобы обладать рукой и сердцем этой чудесной девушки, которая, действительно, отдала ему свое сердце и только ждала, чтобы настал час отдать ему свою руку. Все это понял, угадал своим чутким сердцем Джек, он тоже ради своей таинственной Нилии стал сначала шпионом, а теперь потому только, что она уверила его в французском происхождении, переходил на сторону французов. И чем больше он размышлял, тем сильнее пробуждалось в его душе сочувствие к Роберу Лавареду. Вдруг последний его заметил, и взгляд, полный немого укора, упал на молодого человека.

От этого взгляда на душе у Джека стало как-то неловко, он желал хоть чем-нибудь выразить свои чувства заключенному, приподняв шляпу, он почтительно поклонился Лавареду, который смотрел на него, недоумевая, что бы могло означать подобное отношение к нему молодого англичанина, способствовавшего его аресту. Но как и чем мог Джек дать ему понять о своих изменившихся чувствах? Вдруг Хоуп помог ему лучше, чем можно было ожидать: подойдя к молодому человеку, он взял его дружески под руку и после того, низко раскланявшись с Лаваредом, на его же глазах взял Джека за шею и, продолжая ласково кивать своему господину, увлек молодого Прайса в тот конец палубы, где находились Арман, Оретт и Лотия. Машинально починившись орангутангу, Джек только теперь сообразил, что Хоуп нашел единственный способ дать понять заключенному то, что сам он не находил возможности выразить ему. Увидя его среди своих друзей, Робер, несомненно, должен был понять, что молодой англичанин, дружественно беседующий с Арманом и его спутницами, не мог быть его врагом и предателем.

Поздоровавшись с дамами и Арманом Лаваредом, Джек сел с ними, возражая на слова Лотии, упрекавшей Хоупа за то, что тот как бы насильно привел сюда молодого человека, Джек сказал:

— Не вините его, он сделал со мной то, что я сам хотел бы сделать! Да, вот уже несколько дней, как я желал с вами побеседовать, но все не решался, сегодня же решил бесповоротно мучивший меня вопрос и хочу изложить вам все, что происходило в моей душе, чтобы вы могли сами судить меня по справедливости!