Приключение Шараха - Дориан Мухусович Болконский Страница 16

– Хорошо…

Выкурив больше половины, старик протянул остаток гостю.

– Будешь? – подержав секунд двадцать тлеющую в руках самокрутку, Джарназ потушил ее в пепельнице.

– Не пьешь, не ешь, не куришь, а что ты делаешь? – не пьяным, но уже захмелевшим голосом, полюбопытствовал Джарназ.

– Меня ждешь? Так подожди! Я как настоящий абхаз должен сказать еще пару тостов прежде чем встану со стола. Кстати, после слов об ушедших, долго не затягивают, – рука долгожителя потянулась к графину.

– За нашу великую родину, за Абхазию, за страну души. У русских был богатырь Илья Муромец. Ему мать – земля Русская – сил придавала. Так я хочу, чтобы ты знал, мой званый гость, что на земле абхазов все абхазы – богатыри, питающееся силой родной земли. За свои неполные сто двадцать лет я многое в жизни повидал. Революции, войны, как мировые, так и отечественные, хоронил своих родных и близких. Спросишь – отвечу, горе я видел куда чаще, нежели радость. Но каждый раз, засыпая, я благодарил Бога за то, что у нас есть своя земля, и даже в самом кошмарном сне боялся представить, что мы можем ее лишиться. Мы – уникальные. Конечно, нам есть чему поучиться у других стран, но ни в коем случае не подражать им. За нашу культуру, за наши традиции, за наш народ! – третий выпитый стакан Джарназ перевернул и, убедившись, что ни одна капля не упала на пол, довольный собой, вытащил еще одну самокрутку.

– Говорят, курение убивает, но мне бояться таких угроз уже не стоит, – долгожитель рассмеялся во весь голос, вино давало о себе знать. – Сейчас я расскажу тебе одну обещанную мной ранее историю, – старик прикурил, затянулся, откинулся на стуле и спокойным, расслабленным голосом продолжил:

– Дело было давно, год точно не помню. Помню, что через пару лет зимой выпал большой снег. У нас проходил чемпионат по скачкам. Наездники из разных стран почтили нас своим участием. Страны Кавказа почти поголовно отправили своих жокеев. Также приехали коллективы с Кубани и даже с Греции. Ажиотаж стоял неимоверный. С разных частей нашей земли съезжались люди, чтобы посмотреть на это соревнование. Один забег был интереснее другого, повсюду царила интрига. Наша команда довольно уверенно вышла в полуфинал, в котором нашему наезднику удалось победить, но с большим трудом и большой ценой. Лошадь травмировала ногу. Мы настолько сильно болели и переживали за наших, что эта новость повергла нас в шок. Мы много дискуссировали, пытаясь найти выход из ситуации, но его не было. Менять скакуна не разрешалось правилами. Перед финалом всегда шумный и веселый ипподром, замер в ожидании. Надежда нас не покидала. Все пришли с одной мечтой – посмотреть, как по завершении соревнования жокей из Абхазии сделает с государственным флагом в руках круг почета, присущий победителям. К счастью, наша команда решила принять участие. Все собравшиеся на ипподроме встали, у людей зажглись глаза. Они бурными аплодисментами поддержали своего наездника и, не переставая скандировали имя лошади на протяжении всего забега. Начало оказалось провальным. Повреждение ноги давало о себе знать. Но мы не сдавались, мы орали во все горло, срывали голоса, и подталкивали возгласами нашу команду вперед. Отставание перед последним кругом было столь велико, что никто не мог вспомнить случая, когда оно наверстывалось. В тот момент я поднял голову вверх и обратился к Богу: «Неужели ты лишишь нас этой победы, неужели ты лишишь нас этого праздника? Неужели ты нашлешь на нас сегодня скуку, обиду и досадные рассуждения, вместо танцев, плясок и застолий? Прошу, помоги!». И ты не поверишь! Я оглянулся по сторонам, каждый из присутствующих закрыв глаза и затаив дыхание, обращался к Всевышнему. Мы молились всем народом. То, что произошло потом, не подается никакому логическому объяснению. Наездник ударил плетью лошадь и отпустил уздечку. Скакун подобно стреле устремился вперед. За считанные секунды он попал в тройку, а за несколько метров до финиша выровнялся с лидером. И ты не поверишь! Мы выиграли на полкорпуса. На этом я закончу рассказ этой истории, потому что вряд ли смогу передать словами, то, что я чувствовал в тот день.

Хозяин попробовал в очередной раз освежить переполненный стакан гостя. Ему удалось вместить в него еще одну каплю двадцатилетнего вина. Себе Джарназ налил до краев.

– Мне сто девятнадцать лет! А знаешь, какое слово мне бы хотелось произнести, да так, чтобы меня услышали? – Джарназ выждал паузу, дожидаясь возможных вариантов, но званый гость не издал ни звука.

– Мама, это слово мама. Ее молочный суп, шарф, лечащий от всех болезней, ее переживания по поводу моей учебы, я не забуду никогда. Ты явился за ней, когда ей было всего пятьдесят пять. Я долго гневил тебя, проклинал. Но после ста лет пришел к мысли, что она отдала мне все, даже годы, которые сама не дожила. Мой отец воспитывал меня в строгости. Он никогда не хвалил меня. На лошади научусь ездить, пятерку получу, водку хорошую сделаю, медведя на охоте убью, а ему хоть бы что. Только со временем понял, что таким образом он подстегивает меня на новые свершения. Как только я не пытался шевелить мозгами и работать не покладая рук, чтобы добиться похвалы с его уст, но все было тщетно. Правда однажды, когда я поступил в институт, он накрыл на стол, позвал близких нам людей и перед ними промолвил фразу: «Сегодня самый счастливый день, мой сын – абитуриент». Естественно, он и не догадывался, что я услышу то, как он это скажет. Я отмечал это событие в нескольких десятках метрах, сидя со своими товарищами. А к взрослым зачем подходил уже не помню, ведь без малого уже сто лет прошло, – долгожитель задумался, погрузился в себя, погрузился навек назад. Он вспоминал, как было хорошо. Шумный дом полный гостей. Дяди и тёти, не пропускающие ни одного праздника семьи. Младшие братья, которым можно было выписать подзатыльник, и старшие, от которых, подзатыльник можно было отхватить. Заботливые сестры целыми днями хлопочущие во дворе. Балующие вниманием бабушки и дедушки, и в случае необходимости становившиеся щитом от родительских наказаний. Друзья, сидящие по обе стороны, такие молодые, такие живые. Соседский парень, предлагающий уйти за пару километров, чтобы покурить одну папироску. Прожитая жизнь заставила пустить старика слезу воспоминаний. Но Джарназ быстро взял себя в руки, вытер лицо и добавил:

– Хорошую жизнь я прожил! Спасибо за это папе и маме.

Четвертый стакан хозяин