Густав Эмар - Росас Страница 17

Охрана города была организована иначе. В казармах форта помещалась половина корпуса серенос, а в течение ночи здесь располагались биваком штаб, то есть судьи, алькальды и их лейтенант, общим числом до четырехсот или пятисот человек.

Полковник Ральон занимал с двумя сотнями ветеранов казарму дель-Ретиро. Полковник Рамирес командовал восьмьюдесятью старыми инвалидами неграми. Четвертый батальон Патрисиос случайно находился под командой дона Педро Химено. Полковник Видаль также командовал группой солдат.

Только немногие из оставшихся жителей Буэнос-Айреса не получили никакого назначения.

Корпус Масорки, состоявший из восьмидесяти или ста головорезов, был разделен на отделения по шесть-восемь человек, которые обходили город в течение ночи. Они были обязаны осматривать прохожих с целью обнаружить у них оружие, если его не находили, то человека отводили к Соломону; те прохожие, на груди которых не красовалось огромных девизов, свидетельствовавших о принадлежности к числу федералистов, подвергались грубой брани.

Генерал-инспектор Пепедо назначал дежурных начальников — обязанность, обыкновенно выпадавшая на долю генералов, свободных от служебных дел и оставшихся в городе.

Эти дежурные в сопровождении нескольких помощников, в течение ночи объезжали все казармы, чтобы убедиться в исполнении всех отданных ранее приказаний.

Посмотрим теперь, что делается в доме сеньора дона Араны, временного губернатора Буэнос-Айреса. Войдем в квадратную комнату с большим столом посредине и другим, маленьким, в одном из углов, несколькими полками с книгами по богословию, собранием законов, словарем издания 1764 года, гравюрой, изображавшей святого Антония, графином воды, несколькими фарфоровыми чашками и т.п. Эта скромная комната носила громкое название библиотеки.

Наш достойный друг сеньор дон Кандидо Родригес, сидя за маленьким столом, был занят переписыванием длинной депеши.

За большим столом, заваленным кипами бумаг, письмами, депешами, с большим бронзовым письменным прибором посредине, сидели дон Фелипе Арана, министр ее британского величества сэр Уолтер Спринг и дон Мигель дель Кампо, наш хитроумный дипломат.

— Но ведь не было официального объявления войны, сеньор Спринг! — говорил сеньор дон Фелипе в тот момент, когда мы проникаем в его кабинет.

— Это правда, объявления войны не было! — отвечал консул.

— Вы видите, сеньор министр, — продолжал дон Фелипе, — что, согласно международному праву и обычаям цивилизованных наций, нельзя начинать военных действий без торжественного и точно мотивированного объявления войны.

— Конечно.

— А так как международное право относится и к нам, не правда ли, сеньор дель Кампо?..

— Совершенно верно, сеньор министр.

— Итак, если международное право касается и нас, — продолжал министр, — Франция должна объявить нам войну, прежде чем посылать экспедиции против нас. А так как она этого не сделала, то Англия должна помешать французской экспедиции, иначе, если страна будет завоевана французами, то Англия потеряет все свои привилегии в федерации. Вот почему я считаю своим долгом повторить сеньору министру, с которым имею честь говорить, что Англия должна воспротивиться высадке экспедиционного корпуса французов, который теперь, вероятно, находится уже в море.

— Я передам моему правительству важные соображения сеньора временного губернатора! — отвечал сеньор Спринг, хорошо знавший, какое значение следует придавать дипломатическому красноречию старого звонаря братства Росарио.

— Если бы мне было позволено принять участие в этой беседе, — сказал дон Мигель тоном, восхитившим министра, — я сообщил бы сеньору губернатору, какова была, по моему мнению, политика Сент-Джеймсского кабинета в делах Ла-Платы.

— Мнение такого выдающегося молодого человека, как сеньор дель Кампо, конечно, всегда должно быть выслушано!

— Весьма благодарен вам, сеньор Арана. Британский министр посмотрел на молодого человека, имя которого было ему уже знакомо, и приготовился слушать его с серьезным вниманием.

— Весьма вероятно, — начал дон Мигель, — что в данное время лорд Пальмерстон имеет в своих руках весьма важный документ, касающийся настоящих событий. Я говорю о протоколе конференции, состоявшейся двадцать второго июня этого года, членами которой были аргентинская миссия и сеньор де Мартиньи. Сеньору Спрингу известно что-нибудь об этом документе?

— Решительно ничего, — отвечал английский министр, — и я сомневаюсь, чтобы он получил его, так как этот документ не прошел через мои руки.

— В этом случае я имел удовольствие заместить сеньора министра.

— Возможно ли это?

— Да, сеньор. Этот документ датирован двадцать второго июня, а двадцать шестого он был отослан в Лондон морем на имя лорда Пальмерстона — он уже пятнадцать дней находится в пути.

— Но этот документ… — проговорил слегка заинтригованный сеньор Спринг.

— Вот он, сеньор министр! Прочтем его и выскажем наши соображения по поводу него.

И вынув из своего портфеля лист весьма тонкой бумаги, Мигель прочел его.

Мы не будем вдаваться в подробное содержание этого документа, потому что он очень длинен, а более всего потому, что оно будет достаточно выяснено из разговора трех дипломатов.

Сеньор Спринг был чрезвычайно удивлен. Сеньор Арана был обеспокоен одной мыслью, которая всегда носилась у него в голове.

— Но, — вскричал он, — что подумает сеньор губернатор, узнав, что этот документ долгое время оставался в ваших руках, между тем как он ничего не знал о нем?

— Сеньор губернатор познакомился с этим документом в тот же день, когда я его получил.

— А!

— Да, сеньор Арана, он знает о нем, так как мой долг требовал того, чтобы я сначала ему показал этот документ, во-первых, для того, чтобы доказать свое усердие к нашему делу, а во-вторых, чтобы он не отказался от своего геройского сопротивления притязаниям французов.

— Этот молодой человек какое-то чудо! — вскричал дон Фелипе, смотря на сеньора Спринга.

Дон Кандидо перекрестился, убежденный в том, что Мигель заключил союз с дьяволом и что последний принимает участие в федерации.

— Впрочем, — продолжал дон Мигель, — на первый взгляд этот союз должен внушить британскому кабинету кое-какие опасения насчет того влияния, которое Франция приобретает в этих странах в случае торжества унитариев. Но последние рассеяли эти опасения искусной и хорошо продуманной политикой, из которой можно понять, что уступки, сделанные Франции, соответствуют той общей программе, которой они намерены придерживаться в будущем в политических и коммерческих отношениях со всеми другими государствами, что эта система гарантий и порядка будет распространена на всех иностранцев, живущих в республике. Они объявляют навигацию по внутренним рекам свободной, они называют европейскую эмиграцию необходимостью и свои политические интересы связывают с коммерческими.