Авенир Зак - Пропавшая экспедиция Страница 19

Он поменялся местом с Верзилой, схватился за веревку и, выглянув наружу, испуганно огляделся. Внизу мелькали шпалы, у Кешки зарябило в глазах, и он влез обратно.

— Не дрейфь, Монах! — подбодрил его Верзила, и Кешка осторожно полез вверх по веревке. Добравшись до окна, он ухватился руками за раму. Ноги соскользнули с веревки, и он беспомощно повис… Паровоз дал длинный гудок, и вагон с висящим мальчишкой пронесся мимо пустынной платформы с одиноким дежурным, лениво помахавшим фонарем.

Кешка нащупал ногами веревку и, подтянувшись на руках, влез в полураскрытое окно.

Макар открыл глаза и увидел чьи-то ноги. На столике стоял мальчишка. Он деловито обшаривал верхнюю полку, осторожно вытащил из-под головы спящего пассажира буханку хлеба, положил ее в холщовый мешок и снова стал шарить…

Макар взял Кешку за ногу.

— Пусти! — испугался Кешка. — Пусти, дяденька.

— Ты что тут делаешь, мазурик? — негромко сказал Макар.

— Пусти, я больше не буду, — захныкал Кешка, стараясь разжалобить Макара. — С голодухи… неделю маковой росинки во рту не было… Пусти, дяденька.

— Ты откуда взялся?

— Оттуда, — Кешка мотнул головой в сторону окна. — С улицы.

Макар увидел крюк на раме, снял его и вытащил веревку.

— Ловко. Ты один?

— Один, — соврал Кешка.

— Врешь?

Макар привязал холщовый мешок к крючку и спустил его вниз. Верзила ухватился за мешок и дернул его. Веревка вырвалась из рук Макара.

А внизу, в угольном ящике Верзила развязал мешок, и оба они вместе с Булочкой накинулись на хлеб. Они отламывали его кусками и давились, не успевая прожевывать черную липкую массу.

Макар раскрыл свой брезентовый саквояж, вынул оттуда кусок белого хлеба, отрезал сала и, усадив Кешку на колени, сказал:

— Жуй.

Кешка жадно набросился на еду.

— Куда пробираешься?

Кешка широко улыбнулся.

— В Крым.

— Зачем?

— Там тепло. Там яблоки.

Макар пристально посмотрел на Кешку.

— А ведь ты из Питера? Из детдома Парижской коммуны?

Кешка удивленно вытаращил глаза.

— А вы откуда знаете?

— Я тебя давно подкарауливаю, — усмехнулся Макар.

— Обратно в Питер повезете? — с оттенком обреченности спросил Кешка.

Макар засмеялся и уже серьезно спросил:

— Отец с маткой где? Живые?

Кешка отрицательно покачал головой.

— Отца на германской убили, а мамка от сыпняка померла…

Макар снова открыл саквояж, достал кусок колотого сахара и протянул Кешке.

— Рафинад… — удивленно прошептал Кешка.

Господин Вандерберг, один из крупнейших голландских коллекционеров, принимал ванну. Огромная ванная комната со множеством зеркал была ярко освещена. Ванна, в которой лежал Вандерберг, была утоплена в кафельном полу и доверху наполнена мыльной пеной, из которой виднелась только лысая голова Вандерберга.

Перед ним стоял ливрейный лакей в полном облачении.

— Приехал этот господин из России, — негромко сказал лакей.

— Зови! Зови, зови его! Скорей.

Лакей удалился, а Вандерберг высунул из воды ногу и нетерпеливо пошевелил пальцами.

В ванную комнату вошел Артур и церемонно поклонился Вандербергу.

— Ну, говорите, говорите, Артур! Я сгораю от нетерпения. Как наши дела? — Вандерберг прикрутил кран, чтобы не шумела вода. — Ну, рассказывайте, Артур!

— Еще полторы, ну, максимум две недели, господин Вандерберг, и коллекция Тихвинского будет здесь.

Вандерберг восторженно шлепнул рукой по воде, обдав Артура мыльной пеной.

— Ха-ха! — раскатисто захохотал он. — Вы молодец, Артур. Золото, а не человек. Вы дьявольский проныра!

Артур поморщился.

— Не сердитесь, Артур. Я шутя. Вы знаете, как я ценю вас. И не только ценю… — Вандерберг снова рассмеялся, — но и щедро оплачиваю ваши услуги. Кстати, что этот негодяй требует за свои немыслимые богатства?

— Господин Тараканов, по моим наблюдениям, опытный деловой человек, к тому же весьма осторожный. Он настаивает, чтобы оценку производили компетентные эксперты.

— Ну что же. Пусть будет так.

Вандерберг поднялся, включил сильный душ и, отчаянно фыркая, стал смывать мыло. Потом он накинул на себя ворсистую простыню и, усевшись в низкое кресло, сказал:

— Теперь о главном. Я бы хотел знать, на что именно могу я рассчитывать, что вы отдаете Свенсену и что получу я?

— Видите ли, господин Вандерберг… Это вопрос деликатный, — замялся Артур. — Я бы хотел быть с вами вполне откровенным.

— Разумеется, мой друг. Мы с вами деловые люди. Выкладывайте все.

— Господин Свенсен настаивает на единоличном владении коллекцией.

Вандерберг откупорил бутылку с пивом.

— Что за чушь! У него нет таких денег, можете мне поверить.

— Возможно, что и так. Но он хочет оставить себе живопись. Все остальное он собирается уступить вам с таким расчетом, чтобы оправдать почти все свои расходы.

— Всю живопись я ему не отдам! Слышите, не отдам!

Артур подсел к столику, и Вандерберг разлил по стаканам пиво.

— Артур, я предлагаю вам честную игру. Как только коллекция окажется у вас, мы с вашим патроном устроим маленький аукцион. — Вандерберг снова раскатисто засмеялся. — Вы меня понимаете — аукцион?! Кто больше даст! Выручка пойдет в вашу пользу.

— Господин Свенсен на это не пойдет. Больше того, в последнем разговоре он намекнул, что, если вы не согласитесь на его условия, он оставляет всю коллекцию за собой.

— Не понимаю, к чему вы клоните, Артур?

— Я обещал господину Свенсену живопись. Мы отдадим ему живопись, но я вовсе не обещал ему всю живопись. — Артур многозначительно выделил слово «всю». — Мои разговоры с патроном носили, я бы сказал, предварительный характер… А теперь я располагаю документом, представляющим определенную ценность.

Артур вытащил из бокового кармана тоненькую книжицу и положил ее перед Вандербергом.

— Я не читаю по-русски, — сказал Вандерберг. — Переведите, пожалуйста.

— С удовольствием, — улыбнулся Артур и, раскрыв книжицу, стал называть имена.

— Веласкес, Веронезе, Ван Дейк, Рубенс…

— Стоп, стоп, стоп! — замахал руками Вандерберг. — Давайте сразу отметим, что будет принадлежать мне!

У станции Изгорск поезд, в котором ехал Макар, остановился перед закрытым светофором. И вдруг в сонной тишине вагона послышался чей-то испуганный голос:

— Ой, што это? Кажись, горим?!

— Горим, братцы, горим! — истошно завопил другой голос, и все пассажиры спросонья бросились к окнам. Макар тоже высунулся из окна и увидел, что станционные пакгаузы охвачены огнем.