Теодор Константин - В полночь упадет звезда Страница 19

— У майора Братоловяну есть несколько свободных пистолетов, и он спрашивал меня, кому бы их передать.

— И что же?

— Ну пока и всё. Будь здоров!

Капитан Смеу Еуджен повесил трубку и принялся рассеянно перелистывать какие-то бумаги.

«Зачем Георгиу нужно знать, есть ли у моих людей пистолеты? — спрашивал он себя и, не найдя ответа, решил, что разговор «о свободных пистолетах» только предлог. Вероятно, теперь точно установлено, что бедный Пантелеймон убит выстрелом из пистолета, и Георгиу уже не исключает возможности, что шофёра убил Барбу Василе.

То обстоятельство, что ни Барбу, ни остальные шифровальщики не имели пистолетов, не казалось ему достаточно убедительным для того, чтобы снять с Барбу какие бы то ни было подозрения.

«На войне пистолет раздобыть нетрудно, — размышлял капитан, потом тяжело вздохнул: — Опять эти глупые подозрения», — и решительно сунул бумаги, лежавшие перед ним, в папку.

Но сколько ни упрекал себя за излишнюю мнительность подозрительный капитан, он не упускал ни одного движения шифровальщиков, которые тем временем занимались своими делами, не замечая недружелюбного взгляда начальника.

— А Барбу Василе где? — не выдержал наконец Смеу.

— В соседней комнате. Позвать его? — предложил Пелиною Влад.

— Не надо. Он мне пока не нужен. — Капитан поднялся, подошел к окну и, заложив руки за спину, стал смотреть на широкий двор, по которому размеренным шагом разгуливал белоногий петух.

По дороге мимо дома проезжала длинная вереница повозок, груженных снаряжением и продовольствием. Смеу вслушивался в монотонный, дребезжащий стук колес. Каждый раз, когда он слышал звуки проходившего по дороге военного обоза, они по-новому волновали его, вызывая странную мысль о том, что голосом войны был не только гул артиллерийских выстрелов, треск пулеметов и автоматов, но и этот грохот артиллерийских упряжек, дребезжание подвод, которые день и ночь тянутся по фронтовой дороге.

Особенно хорошо слышен был этот голос ночью, когда орудия отдыхали с поднятыми кверху стволами, словно обнюхивая сырость ночи, вбирая в себя эту сырость, стараясь освежиться после дневного пекла, в котором они неустанно и яростно плевались смертью. И когда тишина воцарялась по всему фронту, а люди, натрудившись сверх сил, спали, забившись, как сурки и кроты, в свои норы, где смерть всё равно настигала их, и когда по всем шоссе и проселочным дорогам текли обозы, — монотонный и мрачный грохот их в ночи почти пугал Смеу. Этот шум непрерывно напоминал ему, что война еще не кончилась, что сейчас только перерыв между боями и что с приходом зари, если не раньше, в ночном бою, пушки снова запоют глубоким, сотрясающим мир голосом заупокойную тому, кто будет умирать раздробленным, раздавленным, рассеченным и перемешанным с землей.

Случалось капитану Смеу Еуджену просыпаться по ночам, и тогда в первые несколько мгновений после сна ему казалось, что всё кончилось, что он уже дома в своей постели возле теплого, нежного тела жены. Однако монотонный грохот обозных подвод, скрежет какой-нибудь несмазанной оси или жалобное ржанье коней быстро возвращали его к действительности. Окончательно проснувшись, он долго лежал в темноте с открытыми глазами, прислушиваясь к нескончаемому грохоту проходящих сбозов.

Капитан Смеу вспомнил обо всем этом, глядя на вереницу подвод, проезжавших по шоссе.

Барбу Василе, просунув голову в дверь, сообщил:

— Господин капитан, вас ищет капрал из «Тротуша». Мне кажется, что это человек, который назначен к нам.

— Приведите его сюда.

Приказание прозвучало спокойно, почти безразлично, и ничем не выдало волнения, охватившего капитана.

Секунду спустя капрал краткосрочной службы Уля Михай, агент специальной службы контрразведки, щелкнув каблуками, представился капитану Смеу.

Капрал краткосрочной службы Уля Михай казался человеком лет тридцати, не больше. Это был крепко сбитый мужчина, с голубыми глазами, высоким лбом и волнистыми волосами. Его лицо с правильными тонкими чертами можно было бы назвать привлекательным, даже красивым, если бы не огромный шрам, пересекавший всю левую щеку от угла рта. Впрочем, шрам этот производил неприятное впечатление только в первый момент, потом глаз привыкал и становилась видна красота высокого, немного бледного лба, миндалевидных глаз, в синеве которых играли блики света. Когда же раздавался низкий мелодичный голос, этот человек тотчас же очаровывал собеседника. Особенно привлекательна была манера Михая смотреть прямо в глаза тому, с кем он разговаривал, — открыто, чистосердечно, так, будто ему совершенно нечего скрывать.

Внимательно посмотрев на незнакомца, капитан Смеу Еуджен должен был признаться, что представлял себе агента контрразведки совершенно иным.

— Значит, вы капрал краткосрочной службы Уля Михай из полка «Тротуш»?

— Так точно, господин капитан.

— Какое у вас образование?

— Я занимался юридическими науками.

— Немецкий язык вы знаете?

— Да, довольно хорошо!

— А из других?

— Французский…

— Это нас меньше интересует.

— И венгерский язык.

— Да? Очень хорошо! Вы, наверное, из Трансильвании?

— Нет. Я учился в Клуже. Просто мне попался перевод стихов Ади Эндре, и так как они мне понравились, я решил изучить язык, чтобы иметь возможность читать их в оригинале

— На фронте вы давно?

— Господин капитан, я всего несколько дней тому назад вернулся на родину и сразу отправился сюда с маршевым батальоном. Вчера вечером господин младший лейтенант Морару сообщил, что я должен сегодня явиться в Первый отдел штаба дивизии. Оттуда меня и послали сюда к вам.

— На Восточном фронте вы были, не так ли?

— Нет.

— Как не были? Тогда…

— Почему вас это удивляет? Там были не все…

— Конечно… Но я думал, что ваш шрам на лице…

— Это давняя память, — и Уля Михай грустно улыбнулся.

— А как же вам удалось избегнуть фронта? Вас мобилизовали для тыловой службы?

— Нет, не совсем так. Видите ли, меня не взяли потому, что меня тут не было. К тому времени, когда началась война, я уже пять лет находился во Франции. Посольство потребовало, чтобы я вернулся, но я отказался. Меня совсем не прельщала перспектива воевать за дело «великой Германии».

— Наверное, вы ездили во Францию для получения образования?

— Да, я там защищал диссертацию.

— А когда вы вернулись? — продолжал спрашивать капитан Смеу Еуджен со все возрастающим любопытством.

— И месяца нет. Вернувшись, я попросил, чтобы меня послали на фронт, и, разумеется, дважды об этом говорить не пришлось, — пошутил Уля Михай, сопровождая свои слова мягкой, обаятельной улыбкой.