Николай Асанов - Волшебный камень Страница 19

— Ты думаешь, что я уже заслужил?

Он взял ее руки. Пальцы были холодные и бессильные. Да, не такой встречи он ждал… Но мог ли он оставить ее в состоянии этого беспокойного волнения?

— Подумай сама, Варя, — тихо сказал он. — Ведь война еще не кончилась… Я снял военную форму, но я солдат. И разве так уж страшно стать женой солдата? — С умоляющей улыбкой он притянул ее к себе.

— А Москва? А семья? Ведь жизнь уходит…

— Догоним, Варенька. Семья — это мы. А в Москву мы еще успеем поехать.

— Я не могу больше ждать!

Она высвободила руки, закрыла лицо и выбежала из комнаты.

Всю ночь он провел в томительном оцепенении и раздумье, но оно не могло дать ему больше того, что он уже понял.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Осторожность — лучшая часть храбрости…

Рано утром Сергея вызвал начальник экспедиции Палехов. Спускаясь по лестнице, Нестеров услышал сухой и нервный голос Суслова:

— Ну что же, счастлива?

— Оставь, — ответила Варя так глухо, что Нестеров невольно остановился.

— Когда же свадьба?

Послышались быстрые шаги Вари.

Нестеров переждал несколько секунд и, прижав руку к сердцу, стал снова спускаться с лестницы.

Суслов стоял в коридоре, медленно свертывая папиросу, и глядел вслед Варе. И то, какими глазами смотрел он, как рассыпал табак из дрожащей в пальцах бумажки, поразило Нестерова больше, чем его злой вопрос и молчание Вари.

Невысокого роста, ловкий и весь подобранный, в хорошем костюме, Суслов показался Сергею уверенным и красивым, и он невольно сравнил себя с ним — свою худую фигуру с опущенными плечами и непривычный, плохо сидящий на нем штатский костюм.

Суслов полуобернулся к нему и, бледнея, сказал:

— А, алмазник! С прибытием!

— Спасибо.

— Ну как, шкура цела? Так-так. Слышали о ваших подвигах. Теперь, наверно, запрезираете нас, штатских?

— Зачем же, сам таким стал! — с трудом сдерживаясь, ответил Нестеров и быстро прошел мимо.

Закрывая дверь, он не удержался и оглянулся. Суслов все стоял на том же месте, так и не закурив, серые глаза его были прищурены, и Нестерову на мгновение показался в них отблеск той же муки, что всю ночь сжигала и его. Маленькие руки Суслова с тонкими пальцами неукротимо двигались, вот они смяли папироску и отшвырнули ее. Суслов резко повернулся к двери, и еще раз их глаза встретились. Нестеров прикрыл дверь и медленно пошел по пустынной улице.

Шумливая толпа на площади возле городского парка привлекла его внимание. Обрадованный, что можно отвлечься от неотвязных дум, Нестеров свернул к парку.

За ночь выпал первый снег. Он лежал на талой земле, песок размяк под ним, и ноги оставляли глубокий отпечаток. Сергей заметил на этом разбитом следами снегу странную ископыть, как если бы большой зверь прошел по улице и свернул к парку. Люди, собравшиеся у ворот, прошли по площади, осторожно минуя эти черные, глубоко взрытые следы.

Все, что могло бы заглушить горечь, Нестеров согласен был принять как чудо. И он не спеша подходил к парку. Изгородь была повалена. На заснеженном лугу парка, где сторож поставил стог сена для своих коз, лежали маленький лосенок и лосиха с покрытыми кровью боками.

Очевидцы сотый раз уже повторяли историю о том, как они увидели на главной улице городка лосиху с лосенком, которые, по-видимому отбившись от волчьей стаи, бежали, роняя клочья пены. Лосенок отставал от матери, и мать звала его тонким, жалобным голосом. Люди бросились следом за ними. Лосиха перемахнула из последних сил через высокую изгородь парка, а лосенок остался на другой стороне, жалобно мыча.

Передохнув, лосиха ударила широким лбом под низ изгороди, и столбы повалились. Так она делала и прежде, пробираясь к огороженным зародам[13] сена. Лосенок перешагнул тоненькими ножками через поваленные столбы и прижался к матери. Теперь они лежали возле стога и мирно жевали. Ослабевший зверь только дико озирался на людей, которые стояли около изгороди и не переступали через нее, словно то была заветная черта, за которой, собственно, и начиналось чудо. Толпа с любопытством глядела на животных. Тут же стоял и Нестеров, ожидая, чем же все это кончится.

Неожиданно раздался топот конских копыт и из переулка выскочил вислоухий, длинношерстый конек, как из сказки «Конек-Горбунок». На коньке — старик с темным скуластым лицом и острыми глазами, поверх короткого зипуна надет безрукавный лузан[14], на ногах меховые унты. За спиной его на широких ремнях — берестяной пестерь[15]. Старик пригляделся к толпе, чмокнул губами, заметив лосиху с лосенком, и решительно направил конька в толпу. Люди подались перед коньком, почтительно приветствуя старика.

Кто-то пояснил недоумевающему Нестерову.

— Хозяин Красных гор.

Только теперь Нестеров узнал в старике остяка Иляшева. Его прозвали Хозяином Красных гор с того времени, как правительственная комиссия по рекомендации Саламатова присвоила ему звание хранителя заповедника. Вот так же приехал он тогда в город на своем вислоухом коньке и явился в комиссию. Старик привез в своем пестере подробный план устройства загонов, вольер и пастбищ, начертанный углем на бересте. Рассмотрев составленную комиссией карту заповедника, он забраковал границы и посоветовал переместить центр — охотоведческую станцию — к Красным горам, где в малодоступных ущельях легче сохранить зверя.

Иляшеву дали трех биологов, построили в заповеднике научную станцию и домик для сотрудников, но сам старик остался жить все же в своем берестяном чуме. Письменные дела вел старший сотрудник научной станции, а Иляшев следил за зверями.

В первый год войны Иляшев заметил много пришлого зверя. Хозяйство старика стало быстро расти, питомцы плодились и расселялись не только в пределах заповедника, но и в соседних лесных дачах. Иляшев даже хвастался, что всех своих зверей знает по фамилиям.

Когда он вызвал лучших охотников района и произвел первый отстрел пушного зверя, — оказалось, что заповедник дает государству изрядный доход.

Красные горы находятся в двадцати километрах от города. Это три массивные скалы из красноватого песчаника, видимые со всех почти точек района. За горами сразу же начинаются отроги главного хребта. На этом пустынном участке, ограниченном с севера рекой, а с юга так называемыми Размытыми горами, и разместилось огромное хозяйство Иляшева.

В нескольких лощинах были построены вольеры для молодняка. Звери приходили сюда на прикормку и заселяли звериный городок. Остяк обходил его ежедневно, радуясь приплоду, подбирая для лучших самцов чистопородных самочек, отлавливая их для присадки. Старший научный сотрудник обучил старика некоторым методам ведения охотничьего хозяйства, но больше сам учился у охотника: только один Иляшев из всех охотников района умел подзывать к себе дикого зверя, разговаривая с ним так, что зверь не пугался человеческого голоса.