Персиваль Рен - Похороны викинга Страница 2

Все в порядке, честь Франции спасена, и я от радости стал махать кепи. Я начал сочинять реляцию о своем блестящем марше и раз шесть выстрелил из револьвера в воздух. Пусть в форту знают, что где бы ни прятались туареги, опасности больше нет, потому что я, Анри де Божоле, привел помощь. Я тогда я заметил странную вещь: высокая наблюдательная вышка была пуста.

Странно! Очень странно! Непонятно, как можно, зная, что туареги шныряют вокруг и одна из их банд только что была отбита от форта, забыть выставить часового на вышку? В любой момент они могут вернуться. Я выскажу коменданту соответственный комплимент по этому поводу.

Хорошенькое положение вещей, нечего сказать! Я подхожу к форту средь бела дня, стреляю из револьвера, и никто не обращает на это ни малейшего внимания. Вместо меня с таким же успехом могли прийти все туареги Африки или вся германская армия.

Нет, несмотря на флаг, что-то было не в порядке. Я вынул бинокль. Может быть, я что-нибудь упустил невооруженным глазом. Может быть это засада: туареги взяли форт, перебили его защитников, привели все в порядок, надели форму, оставили флаг и ждут ничего не подозревающий спасательный отряд, чтобы перестрелять его у стен. Нет, слишком непохоже на наших друзей туарегов. Мы знаем, что они устраивают, когда берут форты. Нет… в бинокль я вижу в амбразурах лица европейцев: смуглые, бородатые, но определенно не похожие на туарегов.

Опять-таки странно: в каждой амбразуре лицо солдата, большинство целится из винтовок, иные прямо в меня. Почему? Во всей пустыне нет ни одного туарега. Почему они не спят сном утомленных победителей в своей казарме, выставив двойной караул на вышке? Почему на вышке никого нет, а все амбразуры заполнены людьми? Почему никто не двинулся с места и не пошел доложить коменданту о нашем приближении?

Как бы то ни было, защитникам повезло, и туареги плохо стреляли, иначе у них не осталось бы достаточного количества людей, способных стоять в амбразурах.

Когда я опустил бинокль, я понял, что нас ждали и что комендант позволил себе маленькую, вполне простительную шутку. Он хотел показать мне форт таким, каким его увидели туареги. Так и есть, нас заметили: со стены было сделано два выстрела. Дурень на радостях выстрелил почти прямо в меня.

«Я ему покажу», – думал я, проезжая через оазис и улыбаясь. После этого я довольно долго не улыбался.

Под пальмами были пятна высохшей крови. Добрые винтовки Лебеля собрали свою дань с нападавших… Я выехал из оазиса и подъехал к воротам.

Человек шесть стояли на стене над воротами. Ближе всех ко мне стоял великан с седыми косматыми усами, из-под которых торчала короткая деревянная трубка. Его кепи было лихо заломлено на бок и закрывало один глаз, другим, прищуренным, он лукаво смотрел на меня, держа винтовку наведенной на мою голову. Это был настоящий старый легионер, а вовсе не туарег.

– Поздравляю, ребята, – крикнул я. – Франция и я гордимся вами! – Я снял кепи, отдавая честь их победе. Никто из них не шевельнулся. Никакого ответа. Мне это не понравилось. Шутка становилась неуместной.

– Чему вас учили в Иностранном легионе? Вызовите коменданта. Живо! – Никто не шевельнул пальцем.

Тогда я обратился к седоусому легионеру: «Эй, ты, доложи коменданту, что майор де Божоле прибыл из Токоту с подкреплением. Вынь свою трубку и пошевеливайся. Слышишь?»

И тогда, друг мой, мне стало не по себе, хотя невероятная истина мне и не мерещилась. Почему этот старик был неподвижен, как египетский Бог? Почему все они были, как каменные статуи? Почему в форту стояла такая абсолютная тишина и ничто не двигалось в ослепительном солнечном свете?

Где часовые и комендант? Почему никто не отпирает мне ворот? Почему не слышно ни голосов, ни звука шагов? Почему на меня обращают так же мало внимания, как на жука, ползающего в песке?..

Как во сне, я объехал вокруг форта и видел все больше и больше этих неподвижных людей. Один из них стоял без кепи, и на его лбу я заметил маленькую круглую дырку. Он был убит. Убит на своем посту. Он продолжал держать свою винтовку, будто собирался стрелять. Я близорук, вы это знаете. Но тут я понял: они все были мертвы. Все.

– Почему они не спят сном утомленных победителей? – спрашивал я себя несколько минут тому назад. – Они спят этим сном. Все! «Пали на поле чести».

Я проехал обратно к тому месту, где стоял на своем последнем посту седоусый старик. Я снял кепи и извинился перед ним. У меня на глазах выступили слезы, и я, Анри де Божоле, майор спаги, не стыжусь в этом признаться.

Я сказал:

– Прости меня, друг. Что сказали б вы, англичанин?

– Как вы насчет чая? – произнес мистер Джордж Лоуренс и вытащил из-под койки корзину с припасами.

Майор де Божоле наскоро проглотил свой хрустящий от песочной пыли завтрак и продолжал рассказывать. Джордж Лоуренс лежа на спине, выпускал кольца дыма и внимательно за ним следил.

– Я, разумеется, понял, что кто-то должен был остаться в живых. Ведь кто-то стрелял, когда я подъезжал к форту. Эти трупы не могли сами встать в такие невероятно жизненные позы. Тот, кто их расставил, должен быть живым.

В девяти случаях из десяти люди падают назад, когда их убивают стоящими. Кроме того, где же раненые? Во всяком бою их бывает больше, чем убитых. Кто-то должен был остаться там, в казарме. Но почему нет часового на вышке? Даже самый последний рядовой второго разряда понимает, что это необходимо.

«Так или иначе, я скоро разрешу загадку», – думал я, смотря на мой приближающийся отряд. Мой сержант, очевидно, как и я, опасался ловушки. Отряд подходил рассыпанным строем.

Я приказал трубачу сыграть тревогу, потом полковой сигнал.

После каждого сигнала я ждал, что кто-нибудь появится на крыше, что ворота откроются… Ни звука… никакого ответа. Опять сигнал, и опять никакого ответа.

Наверное, последние оставшиеся в живых тяжело ранены. Тот, кто расставлял караул мертвых, был при этом ранен и лежит у их ног или внизу на своей койке. Я велел трубачу прекратить и приказал сержанту изготовить длинную веревку из верблюжьих пут, из поводьев, из чего угодно и забросить на стену. Потом велел сержанту привести Растиньяка. Растиньяк был пьяницей, бандитом и бездельником. По нем давно скучал штрафной батальон, знаменитый батальон «весельчаков».

– Разрешите мне полезть? – спрашивает трубач и отдает честь.

– Молчать! – прикрикнул я на него и, повернувшись к Растиньяку велел ему со спины верблюда лезть на стенку.

– Никак нет, – отвечает Растиньяк. – Разрешите мне в ад отправиться мертвым, а не живым. Можете меня пристрелить.

– Это я могу, – ответил я и вынул револьвер. – Подъезжай на своем верблюде под водосточный желоб. Встань на спину верблюда и прыгай на желоб. Перелезешь через стену и откроешь изнутри ворота.