Александр Крашенинников - Обряд Страница 2

Он уже бежал к девчушкам.

— Кто ушел с красной коляской, вон там меж синих стояла? — спросил он, стараясь сдержаться, чтобы не дрогнул голос, ненароком не испугал.

Девочки стояли молча на своих «классах», глядя на него во все глаза.

— С красной коляской! — крикнул он.

— Девочки, подождите, не бойтесь, — Люба подбежала, опустилась на одно колено возле старшей, гладя ей плечи. — Здесь был кто-нибудь? Подходил кто-нибудь сюда?

Девочки молчали, выпрямив ноги и сдвинув носки ступней вовнутрь.

— Мы не знаем, тетя, — сказала та, что помладше. — Мы не боимся, мы, правда, не знаем.

Старшая кивнула., опустив руки и теребя трусики.

— Тут много людей проходило, — сказала она наконец. — Мы не заметили.

Игорь опять огляделся, ничего вокруг себя почти уже не видя. Тусклые размытые одежды акаций, серое колеблющееся поле асфальта, бородатая кукла с портфелем, вдруг ирреально прошагавшая по тротуару перед ним. Он кинулся к коляскам, проверяя остальные в сумасшедшей надежде, что Дима каким-то образом оказался в одной из них. От универмага к площадке уже летела какая-то молодая мамаша, мотая полиэтиленовой сумкой. Игорь выпрямился, чувствуя, что голова становится ясной, звонкой и пустой.

Люба бегала по тротуару, останавливая прохожих я что-то бессвязно крича. Девочки поодаль внимательно и серьезно наблюдали за ней.

Игорь отошел от колясок. Голову жгло, не было ни одной сколько-нибудь отчетливой мысли.

Мамаша с сумкой подошла к Любе, и та схватила ее за локоть, глядя ей в лицо и силясь что-то объяснить. Вокруг стали собираться люди. Легонький старичок в пиджаке почти до колен радостно поворачивался то к одному, то к другому, лицо у него блестело и глаза щурились.

— Люба! — крикнул Игорь подходя. — Это, наверно, та старуха, тут сидела, в черных чулках.

— Она, она! — старичок взмахнул руками, и лицо у него стало озабоченным. — Где?! Вы видели?

— Я? — старичок ясно, молодо посмотрел на Игоря. — Нет, я не видел.

Снова задрожали руки, Игорь ступил назад, исподлобья глядя на старичка.

— Игорь, — вдруг сказала Люба, как бы сбрасывая с себя безумие. — Иди туда. Я — сюда.

Действительно, возле универмага шла только одна тротуарная дорожка, переход же через улицу был далеко, метрах в ста. Игорь бросился к переходу, на бегу оглядываясь. Люба, отчаянно семеня в своей узкой черной юбке, уже мелькала вдали. Ее полноватые ноги ступали на асфальт прочно, уверенно, но голову она держала до странности недвижно, и Игорь понял, что она вряд ли что видит перед собой, кроме сына.

Тротуар был малолюден, да и вообще вся улица хорошо просматривалась в оба конца: старухи с красной коляской нигде не было. Но уже подбегая к переходу и случайным взглядом задев пыльный асфальт, он заметил на нем слабые продолговатые пятнышки, в равномерном ритме идущие по тротуару. Отчего он решил, что это след детской коляски (колесо, где-то заехавшее в мазут), коляски с Димой? Может, причиной тому оставшийся в подсознании комочек чего-то черного и вязкого, лежавший у подъезда? Может быть, причиной всего лишь то, что это была единственная различимая мета — здесь прошли с коляской? Чувствуя, как голову заливает жар, он побежал вдоль этих ненадежных пятнышек. Кто-то вскрикнул, шатнувшись сего пути, стариковская палка задела по ноге жестким шершавым наконечником.

Сколько миновало времени с тех пор, как они вошли в универмаг — двадцать минут, полчаса? Ему перехватило горло. Да ведь за полчаса можно сесть в автобус, на электричку, вообще уехать из города! Он остановился, беспомощно глядя, как из-за угла, там, где улица поворачивает направо, — пестро, празднично вытекает змейка дошколят. Что же будет, что будет с Димой? Или… Зачем он им, ей, этой старухе? Нет, лучше не думать…

Как он ждал своего сынишку! Они поженились почти четыре года назад, но детей все не было. Они и хотели, и боялись: отец у Игоря был алкоголик, кончил в психобольнице, а он где-то читал, что всё, и здоровье, и нездоровье, передается через одно поколение, то есть от деда к внуку. Может быть, ученые ошибались, и глупо им верить, но это в Игоря так залезло, что он и Любу напугал. А ну как будет неполноценный! Но Дима родился таким крепеньким и крикливым, так ясно и живо на все реагировал, что уже не хотелось и вспоминать о своих страхах. Он и раньше жил одной лишь семьей, находя в ней не только опору, но и оправдание всей своей жизни. С появлением же сына вообще все исчезло — ничего на свете нет, кроме их троих.

Он опять огляделся, словно не понимая, где находится. Женщина в белых брюках парила в тихом воздухе, едва касаясь шпильками асфальта, воздушный шар ее прически золотился под солнцем, дрожало над мостовой радужное марево, грузовик вгрызался в пространство улицы.

Игорь снова бросился бежать, кое-как нащупывая взглядом тающий пунктир пятен. Детсадовский ручеек пересек ему дорогу, он остановился, бессмысленно уставясь на воспитательницу, почти девочку, сопровождающую ребятишек. Она вдруг заволновалась, начала подгонять отставших. Он, неожиданно для себя озлобляясь, шагнул в сторону, на газон, чтобы обойти препятствие. Последним шел, повернув куда-то назад голову и сонно шаркая сандалиями, круглый беспечный мальчуган. Игорь едва удержался, чтобы не оттолкнуть его. В два прыжка он снова выскочил на тротуар. След от коляски исчез!.. Он кинулся назад, расшвыривая детей. Ударил навстречу крик воспитательницы, ее искаженное лицо мелькнуло в метре от него. Пятна-полоски уходили к универмагу, но там, где прошли ребятишки, их не было. Мальчуган в сандалиях, прижавшись к кустарнику, сдвинув свои мягкие плюшевые колени, непонимающе и бесстрашно таращился на него. Игорь побежал дальше, туда, откуда пришли дети. Автобусная остановка, стая севших на газон абонементов, переполненная урна, свисающая из нее увядшая гвоздика, растрепанный, помятый перелетом газетный лист, наколовшийся на сухой сучок боярышника, стрела бетонного бордюра, песок нечищенного тротуара… Следы больше не появлялись. Он пробежал еще с полквартала, нагибаясь на ходу, и возле размытого дождем рекламного щита остановился.

Ноги стали чугунными, он привалился к кромке щита. Там, на площадке возле универмага, еще была надежда, что кто-то пошутил, может быть, дети решили поиграть, укатили, бросили. Но сейчас ему внезапно во всей наготе стало ясно, что Диму украли с умыслом, возможно, даже выслеживали, ждали момента. И теперь только какое-то чудо может вернуть его. От ужаса и ненависти к похитителям он задрожал всем телом, точно вдруг очутился на морозе.

Он побежал обратно к универмагу, издали стараясь отыскать взглядом жену. В голове горело, ворочалось, он не мог сосредоточиться. Точно бы не до конца понимая, куда и зачем надо спешить, у перехода опять вдруг, остановился.