Станислав Струмп-Войткевич - Агент № 1 Страница 2

Агент № 1 тут же припомнил, что за пару месяцев до начала войны, в первых числах июня 1939 года, та же самая подводная лодка, только под другим названием, стала героиней печально известной во всей Европе драмы в Ливерпульском заливе. Тогда она носила название «Сетис». Совершенно неожиданно она затонула и, наполненная удушающим углекислым газом, превратилась в могилу всего экипажа. Поднятая с морского дна, она в соответствии с обычаем вынуждена была распроститься с «невезучим» именем и теперь действовала под названием «Сандерболт», то есть «Гром». В любом случае вид этой стальной могилы для стольких моряков вызывал неприятную дрожь…

— Знаете, а ведь это же бывшая «Сетис», — обратился агент № 1 к своему спутнику.

Греческому моряку также была известна эта трагическая история. Несколькими подробностями он дополнил картину драмы, происшедшей на борту «Сетиса». Оба замолчали и долго вглядывались в затемненный порт и наполненный гулом моторов залив.

Точно так же прошел и следующий день — в сдержанных разговорах и ожидании. Наконец 5 октября 1941 года после полудня вся группа перешла на палубу «Сандерболта» и с превеликим трудом разместилась в носовых отсеках, где вдоль запасных торпед были прикреплены матросские сундучки, а над ними тесным рядком свешивались гамаки. Было душно, тесно и непривычно. В первые же минуты после того, как вновь прибывшие попали на борт, им пришлось выслушать длинную лекцию о том, как следует вести себя на корабле. Курение, само собой разумеется, было строжайше запрещено, а пользование головоломными приборами в туалетах очень затрудняло жизнь. Боцман инструктировал:

— Нельзя допускать, чтобы какие-либо нечистоты могли бы выдать расположение корабля… Во время нахождения в секторах противника должен быть исключен какой-либо шум… Переход в другие помещения воспрещается, и вообще воспрещается все на свете — можно только сидеть на одном месте и пить чай или какао… А подогреть себе их каждый может на электрической плитке.

Итак, начало путешествия выглядело не слишком приятно.

На заходе солнца «Сандерболт» потихоньку вышел за минные поля, окружающие порт, в открытое море. Каждые четыре часа сменялись вахты, и тогда в помещение для матросов поступали скупые сведения о том, что происходит на белом свете.

Монотонность рейса, ночью на поверхности, а с наступлением дня в погруженном состоянии, была прервана только тремя событиями. Во-первых, у берегов Крита удалось удачно высадить четверку посланцев, во-вторых, после того, как был пройден пролив Касос, лодка потопила небольшую шхуну. Команда шхуны спаслась на шлюпках, а штурман в качестве пленного пополнил уменьшившийся состав пассажиров кубрика. Люди томились от безделья, тем более что у самой цели путешествия упрямый Кроуч почти целый день провел у перископов в поисках нового объекта для торпедирования. Приближение этого толстого молчальника пассажиры научились издалека опознавать по сильному запаху виски, поскольку бравый капитан никогда не расставался с бутылкой. А тут еще и шторм разгулялся, вызывая у некоторых приступы морской болезни; все это привело к тому, что чрезвычайно рискованного момента высадки дожидались с явным нетерпением.

Однажды в послеобеденное время пассажиры поняли, что нормальное течение рейса «Сандерболта» нарушено в третий раз. Сначала лодка слегка вздрогнула как бы от далекого взрыва. Через минуту старший офицер приказал разбудить дремавшего в своей тесной каюте командира. Сразу же посыпались хриплые команды. В частности, можно было разобрать команды, отдаваемые рулям глубины. Перископ, естественно, был убран, и лодка опустилась на большую глубину. Вскоре Ежи почувствовал, что в щеку хлещет тоненькая струйка воды. По всей вероятности, они достигли уже значительной глубины, и некоторые стыки и щели не выдерживали сильного давления. Пробегавший из центральной рубки в торпедное отделение матрос коротко информировал их об атаке с воздуха.

— Это наверняка итальянские бомбардировщики, — добавил он.

Атака продолжалась около пятнадцати минут. Сначала бомбы ложились вблизи подводной лодки. Знакомые с подобными делами греческие морские офицеры шепотом пояснили, что итальянцы, заметив перископ, сбросили в этом месте пустые канистры из-под бензина либо какие-нибудь другие плавающие предметы, а теперь, летая по кругу, сбрасывают бомбы прямо на обозначенную цель. Все же усилия Кроуча сводятся к быстрому, но незаметному удалению от района бомбежки. Теперь все зависит от того, удастся ли итальянцам обнаружить или просто угадать направление бегства «Сандерболта». Во всяком случае, только один взрыв сильно тряхнул лодку, швырнув людей друг на друга, разбив посуду и вызвав неожиданное повреждение в электросети.

После короткого замешательства, когда вновь вспыхнул свет, Ежи Иванов с удивлением заметил, что у него ранен подбородок и разбит локоть. Последующие взрывы становились все слабее и слабее, и настроение у всех моментально улучшилось. Над синяками и шишками весело подшучивали, но наверняка каждому вспомнилась судьба моряков «Сетиса», которым суждено было задохнуться в этом стальном гробу.

Командор Кроуч нашел все-таки минутку, чтобы согласно с полученным от начальства приказанием выделить как-нибудь самого важного из своих пассажиров. Во время традиционной раздачи команде рома, призванного улучшить процесс пищеварения, он милостиво обратился к агенту № 1:

— Любите ром, а?

— Не очень, сэр, — ответил тот.

— Да неужто! — воскликнул Кроуч, пораженный таким ответом, и потом, после долгого раздумья, продолжил: — Вы иностранец, не так ли?

Агент № 1 невольно усмехнулся, поскольку в водах Эгейского моря он никак не чувствовал себя иностранцем.

— Нет, сэр, — ответил он, — в этих местах я чувствую себя по-домашнему, почти как дома…

Кроуч еще с минуту помолчал, так ничего и не поняв, затем отошел. Больше вопросов он не задавал, но несколько раз, оказываясь рядом с этим странным человеком, настоятельно подчеркивал пользу от потребления рома. На этом, собственно, и закончилось их общение.

В понедельник 13 октября перед рассветом «Сандерболт» находился в морских глубинах где-то на широте Марафона. Выход на поверхность здесь был невозможен, так как немцы расставили вдоль берега артиллерийские батареи. Командор подозвал к перископу Абадиса, который лучше всех был знаком с очертаниями побережья. Оба долго обсуждали положение и, наконец, приняли решение высадить всю группу к югу от небольшого залива Марафон, на мысе Рафина, между Св. Андреа и Неа-Маркос.