Валентин Аккуратов - Искатель. 1964. Выпуск №4 Страница 2

Погода стояла паршивая. Шел большой накат.

И тут стали сдавать моторы, падало давление масла.

Командир корабля, с которым я летел в этот раз, подполковник Базин, — его мы в шутку прозвали за малый рост и упитанность Колобком, — перепробовал все возможные способы устранить неполадки в воздухе. С каждой секундой мы неизменно теряли драгоценные сантиметры высоты.

Наконец Базин махнул рукой:

— Садимся. Масло, видно, ни к черту. Грязное.

Развернувшись круто против сильного ветра, командир сумел сделать так, что «Каталина» набрала с полметра высоты. Потом он кинул машину в крутой вираж и, оставив ветер встречно-боковым, начал целиться на гребень подбегающей волны, чтобы примоститься между ним и следующим набегающим валом.

Склоны водяной горы маслянисто поблескивали в рассеянном свете бури.

Стиснув зубы, я ожидал характерного шелеста и мягкого пружинящего толчка, когда самолет коснется воды.

Моторы почти смолкли. Может быть, я просто не хотел их слышать. Толчок! Машина заскользила на брюхе.

Можно было вздохнуть спокойно, но надолго ли?

Я хлопнул Базина по плечу и, когда тот обернулся, показал большой палец.

Колобок улыбнулся и подмигнул.

Машина стала игрушкой океана. Единственным утешением было то, что оперение лодки благодаря особой конструкции удерживало машину носом к волне. Это помогало нам оставаться на плаву и не перевернуться. Однако волны могли подстроить такую каверзу, какую ни один конструктор не предусмотрит. Оставалось надеяться на быстроту и расторопность инженера-механика Муслаева.

Хватаясь за что попало, мы с Базиным с трудом выбрались в кают-компанию, одновременно служившую и грузовым отсеком «Каталины». Все незакрепленные предметы скакали, катались и прыгали.

— Ловите! Привязывайте! — крикнул нам Муслаев. — Днище пробить могут!

Самому ему было некогда: он обвязывался веревкой, чтобы выйти на крыло к моторам, где стояли масляные фильтры.

«Ловите»! Легко сказать. Стоило нам отнять руки от шпангоутов на внутренней обшивке, как каждый из нас сам становился беспомощным «предметом». На меня неожиданно со всего маха свалился наш радист Сорокин, человек, похожий по комплекции на бригадира грузчиков. Но, придавив меня, он так настойчиво и вежливо извинялся за причиненное беспокойство, что я раз и навсегда запомнил его, как самого обходительного радиста.

Вскоре положение изменилось: мы вместе с Колобком, подкатившимся откуда-то из носовой части, крепко «принайтовили» Сорокина в хвосте.

Постепенно чем больше мы приобретали ушибов и царапин, тем меньше в отсеке становилось летающих консервных банок и прочих предметов. Наконец и сами, ухватившись за шпангоуты, тяги, крючки, мы приостановили собственное метанье по отсеку. Огляделись. И хотя нам было совсем не весело, мы не могли не рассмеяться. Мы выглядели, как оркестранты после «репетиции» из молодой тогда еще комедии «Веселые ребята».

Но больше всего досталось Муслаеву на крыле, чистившему там фильтры и менявшему масло под непрестанными ударами волн. Мы помогали Муслаеву, как и чем могли, однако львиная доля работы досталась ему самому.

Инженера-механика я считал человеком неразговорчивым, даже мрачноватым, но тут его словно прорвало. И если на американской бирже в течение последующих дней упали цены на акции компаний, вырабатывающих авиационные масла, то я почти твердо считаю, что это случилось из-за проклятий Муслаева.

Потратив на замену масла часа два, мы все-таки взлетели.

И здесь Базин показал себя мастером. Взлет, пожалуй, куда опаснее посадки: волны выкидывали лодку в воздух, но оторваться от воды на малой скорости — это смерть. Лодка упадет и разобьется вдребезги.

Мы потеряли ориентировку, и еще около часа ушло на поиски Канарских островов. Однако и это испытание оказалось позади.

В Мазаган прилетели после полудня. Глядя на наши синяки, ссадины и царапины, на разорванную одежду, местные авиаторы, которые подзаправляли нашу «каталину», предлагали остаться переночевать, отдохнуть.

Но мы отказались. Мы достаточно хорошо были осведомлены, что район Касабланки кишмя кишит нацистскими шпионами. Сюда стоило труда долететь, но еще большего труда — убраться благополучно подальше.

Едва баки «Каталины» оказались полны, мы взлетели и, не делая даже обычного прощального круга над приютившей нас гаванью, взяли курс в сторону Сахары. Нам предстояло преодолеть теперь не самый трудный участок пути, каким является океан, а самый опасный — обогнуть с юга территорию, занятую фашистами.

3

Теперь мы шли все тем же бреющим, но под крылом самолета проплывали не водяные, а песчаные волны.

Солнце било нам в хвост. Все небо над нами хорошо просматривалось. Мы почти не опасались нападения фашистских истребителей.

Каждый занимался своим делом. Сорокин и инженер-механик готовили еду: обед или ужин — понять было трудно. Мы находились в полете более суток, все смешалось.

Я поколдовал над картами, потом бросил это бесполезное занятие и отправился варить кофе. Карты Африки в то время мало чем отличались от обычных школьных — никаких характерных ориентиров. Сплошная желтоватая краска заливала бумагу. Надо было ждать появления звезд, чтобы хоть как-нибудь определиться.

В «летающей лодке» запахло кофе. Аромат его побеждал даже на редкость въедливый запах бензина. Из пилотской кабины, поводя оцарапанным носом-пуговкой, вышел Базин:

— И где ты, Валентин, насчет кофе так навострился? Даже моя жена так варить не умеет.

Я ответил, что с удовольствием поделюсь секретом, когда доберемся до дома, и вспомнил, что Базина провожала в Мурманске красивая женщина. Все крепилась до самой последней минуты расставанья, а потом расплакалась. Базин, о котором я много слышал хорошего, как о смелом и удачливом мастере боя, грустил всю дорогу. В Америке он все подгонял нас, чтобы скорее лететь домой. Кое-кто из летчиков, бывших вместе с ним, попытался острить, повторяя не к месту любимую приговорку Базина: «А вот моя жена…»

Среди пилотов было много молодых, очень молодых ребят. Их-то в большинстве ждали лишь матери, беспокойство которых считалось чем-то само собой разумеющимся… Вот они и завидовали.

По моим подсчетам, мы уже вышли из зоны действия фашистских истребителей, и весь экипаж, оставив машину на попечение второго пилота, собрался в грузовом отсеке поесть. Мы слишком устали, чтобы есть с аппетитом, а насытившись, почувствовали себя совсем измученными. Только очень крепкий кофе немного взбодрил нас.