Леонид Платов - Земля Савчука. Затерянные миры. Т. 9 Страница 2

В зеленую страну средь льдов Андрей поверил безоговорочно и сразу.

— Ну, пусть тут роман, придумано, — говорил он, заикаясь от волнения, — но есть ведь такая где-нибудь? Должна быть!..

— Должна!

— О ней может быть в ученых книгах написано. Может быть, видел ее кто-нибудь, но не дошел. Ее, знаешь, и открыть могли, а потом забыли дорогу к ней. Или так… Многие погибли в Арктике… Пропали без вести, да?.. И вот кто-то спасся, добрел до зеленого острова… Он и сейчас там живет… Не может выбраться на материк… Болен, ранен… Радио, понимаешь, нет…

— Тогда экспедицию на выручку…

— Ну да, экспедицию… И мы находим его… Ладно?..

…Наиболее длительную остановку на пути мы сделали в Гренландии. Мы интересовались ею больше года, прочли о ней все, что могли достать, и подумывали всерьез, не она ли и есть наша желанная страна.

В те дни папанинскую льдину несло через бурное Гренландское море. Далеко на западе папанинцы видели зазубрины скал Скорзби-Сунда, знаменитого своими горячими источниками, которые бьют в непосредственном соседстве с материковым льдом. Мы прочли об этом в газетной заметке, и Гренландия, странная судьба которой загипнотизировала не одного мечтателя, втянула и нас в орбиту своего очарования.

Гренландия, Грюнланд — в самом названии заключена была тайна… Грюнланд по-норвежски Зеленая Страна. Но ведь на карте Гренландия закрашена однообразным белым цветом? Белый цвет означает снег, льды и неисследованные места. Но миллионы лет назад здесь росли великаны — секвойя, лавр, магнолия, виноградная лоза, плющ и пальмы. Потом наступил период оледенения, сковавшего всю Северную Европу и Азию. Он закончился, и льды отступили к полюсу, оставив у материка один неприступный бастион — гренландский ледник и лишь отчасти льды Новой и Северной Земель.

Помимо других причин, лед застаивается в Гренландии оттого, что центральная часть ее поверхности имеет форму чаши. У берегов края ее приподняты, центр вдавлен. Переполнив чашу, лед стекает в море, рождая айсберги.

Гренландия выглядит сейчас мертвенно, печально, остров, одетый погребальным саваном, — Белая Сахара, как назвал ее знаменитый геофизик Вегенер. Но в снежной пустыне приютился своеобразный оазис. На самой северной оконечности Гренландии, в непосредственной близости к полюсу, между 80-й и 85-й параллелями лежит земля Пири.

Описание этой земли мы знали почти наизусть.

…После долгих странствий по ледяному гренландскому плато Роберт Пири вышел, наконец, к месту, где лед обрывался. Перед удивленным путешественником открылось обширное холмистое пространство. Над цветами в густой траве порхали бабочки.

Пири закрыл глаза. Ему показалось, что он грезит. Бабочки вблизи полюса!

Но наваждение не пропадало. Шумя крыльями, пронеслось несколько птиц и опустилось на траву вблизи Пири, ничуть не тревожась его присутствием. Это было похоже на заколдованный сад, обнесенный широким барьером льдов, надежно укрытый от людей…

Что вызвало такие удивительные изменения климата в этом месте? Почему эскимосы, побывавшие здесь задолго до Пири, видели только снег и редкий мох?

Много лет спустя Андрей Савчук нашел решение этой загадки, причем в местах, отстоявших от Гренландии на десятки тысяч километров, совсем на другом конце Арктики. Но в детстве мы связывали возникновение оазиса на севере Гренландии с действием вулканов.

Подземный жар и вечные льды, — в этом контрасте было что-то необычайно привлекательное для юного воображения.

Вулкан! Действующий или потухающий, он преображал вокруг природу и волшебно менял суровый арктический климат.

Мы знали, что ряд островов в Арктике сформирован из вулканических пород. В Исландии, на Аляске и Камчатке вулканы действуют и до сих пор. Над Ключевской сопкой, над Геклой, над вулканом Врангеля[1] над их величественными снежными куполами в морозном воздухе вьются зловещие дымки.

Придуманный остров онкилонов, чем дольше рылись мы в книгах и картах, выглядел все более правдоподобным, реальным и заманчивым.

На Аляске, под 61-м градусом северной широты, мы разыскали район, где, по свидетельству орнитологов, водились птички, близкие к роду колибри. Рядом, на Чукотском полуострове, очень сходном по геологическому строению с Аляской, мы наткнулись на мысе Чаплина на горячие источники, бившие из-под снега, такие же точно, как и в Скорзби-Сунде.

…Мы стояли, скрестив руки на груди, как капитан Гаттерас…

— И вот н-н-наступит день, — говорил Андрей с пафосом, который производил забавное впечатление при его спотыкающейся речи, — наступит день, когда мы также поднимемся с тобой на г-г-гребень горы, а перед нами внизу раскроется з-з-зеленая долина!..

Он затевал разговор об этом обычно во время наших лыжных прогулок. В пригородной роще был у нас любимый уголок, живописный и крутой яр, такой глубокий, что даже в апреле на дне его залеживался снег. Хорошо было постоять над яром, выпрямившись и скрестив руки на груди, как по нашим представлениям стояли капитан Гаттерас, Горюнов и Пири. Потом ухнуть и, согнув колени, ринуться вниз по лыжне, мимо мелькающих берез и елей…

Перечитав биографии знаменитых полярных путешественников, мы придумали целую вереницу испытаний, которые должны были закалить наш характер и здоровье.

То Андрею приходило вдруг в голову, что сон в кровати изнеживает, и он, устроив из ватного одеяла нечто вроде спального мешка, к ужасу родителей перебирался на пол. То, узнав из географических описаний, как страдают путешественники в снегах от жажды (снег не утоляет, а разжигает ее еще больше), я принимался упражнять волю и в течение нескольких дней стоически отказывался не только от воды, но и от супа…

Не помню, в ту ли зиму, или в следующую, в один из выходных дней я зашел за Андреем, чтобы отправиться на прогулку.

— П-п-помоги мне с картой вот, — сказал Андрей, ползая на четвереньках по полу, на котором лежало несколько склеенных вместе листов бумаги.

Игра вступила, видимо, в новую фазу. На полу валялись цветные карандаши, резинки, линейка, ножницы. Сам хозяин, пыхтя от усердия, с удивительным проворством передвигался на животе по карте взад и вперед.

Это была карта, нарисованная старательно, но наивно, как рисовали картографы XV, XVI веков: нечто среднее между картиной и картой. Из озер высовывали головы рыбы. Над конусообразными горами поднимались завитки дыма, а на берегу прогуливались человечки с мохнатыми щитами и короткими копьями.

— Онкилоны, — пояснил художник.