Анатоль Имерманис - Товарищ маузер Страница 2

Мальчик-лифтер указал на дверь, за которой раздавался дробный треск пишущей машинки и время от времени звякал звоночек. Судя по этим приметам, журналист находился у себя в комнате. Но, тем не менее, троекратный стук посетителей оставался без ответа. Фауст растерянно теребил бородку, а Русениек злился. Изо всех сил он забарабанил кулаками в дверь.

– Войдите! Разрази вас гром! – донеслось сквозь треск машинки.

Они вошли и остановились на пороге. Повсюду были раскиданы газеты: на ковре, на столе, на стульях. Из груды окурков в пепельнице торчал дымящийся огрызок толстой сигары. Сквозняк потянул струйку дыма к открытому окну, и синеватые кольца поплыли вокруг склоненной головы хозяина комнаты. Шампион продолжал свое дело, не обращая внимания на вошедших.

Фауст откашлялся.

– Надеюсь, вы извините нас за то, что мы ворвались к вам, – проговорил он.

Ответа не последовало. Гости по-прежнему лицезрели перед собой широкую спину и локти, вздрагивающие в такт трескотне пишущей машинки – механизма, в то время еще редкого.

Наконец Шампион выдернул из машинки листок, сунул его в карман и, вскочив, надел клетчатое кепи с большой пуговицей на макушке. Через мгновение он был бы уже в коридоре, но Русениек преградил ему путь. Шампион пожал ему руку и снова рванулся к двери.

– Господин Маршан, – воскликнул Русениек, удерживая его руку в своей, – вы нам очень нужны!

– Не зовите меня Маршаном, не выношу этого своего имени! – взорвался Шампион. – Читатель меня знает как Жоржа Шампиона – защитника всех униженных и притесняемых! Чтобы убедиться в этом, прочтите в сегодняшнем вечернем «Тан»: «Величайшая афера века! Сенсационные открытия нашего корреспондента Жоржа Шампиона». А кому надо сказать за это мерси? Моему носу, только этому горбатому носу! За тысячу километров я учуял, что в Бельгийском Конго золотыми приисками заправляют мошенники. Они всыпали в землю пару лопат золотого песку, подняли крик на весь мир о богатейших золотых россыпях, выпустили акции, чтобы выудить у людей гроши, заработанные в поте лица… Прочь с дороги! Бегу на телеграф! А вы пока можете здесь почитать мои последние корреспонденции. – И он стремглав выбежал из комнаты, оставив своих посетителей в полной растерянности.

– И это, по-твоему, надежный человек? – уныло проговорил Русениек.

– Да, несколько странный тип! Оригинал… – смущенно ответил Фауст и, сдвинув очки на лоб, начал разглядывать большую карту, висевшую на стене. – Да ведь это наша священная Российская империя! – воскликнул он.

Русениек тоже взглянул на карту.

– Удивительно! – произнес он. – Смотри-ка, красными крестиками помечены все места, где пролетариат всыпал царю-батюшке. Шампион интересуется Россией!

Убедившись, что Шампион внимательно наблюдает за событиями русской революции, друзья стали перелистывать газеты. Почти в каждой попадались корреспонденции Шампиона с полей русско-японской войны. Их кричащие заголовки и сенсационный стиль, казалось, нисколько не отличали эти корреспонденции от обычных репортажей в буржуазных газетах. Однако, чем внимательнее Русениек и Фауст вчитывались в них, тем отчетливее видели, что Шампиону присущ свой собственный взгляд на события. Он не только сочувствует тысячам «мужиков» – так Шампион называл русских солдат, ставших жертвой царского тщеславия и бездарности генералов, – но видит корень зла в насквозь прогнившем политическом строе русского царизма.

– Этот Шампион далеко не такой, каким кажется… – задумчиво проговорил Русениек.

Фауст промолчал. Он собрал в пепельнице недокуренные сигары и набил ими свою внушительную гнутую трубку. Фауст курил редко – не больше двух-трех трубок в день. Его легкие и без того страдали от лабораторных испарений. Трубка, закуренная в нарушение заведенного порядка, свидетельствовала о том, что Фауст чем-то крайне озадачен.

– Сложный человек!… – произнес наконец он.

В этот момент дверь с треском распахнулась, и в комнату ворвался Шампион. Слушая Фауста, который стал излагать причину их визита, он широким шагом прохаживался по комнате. Шампион был сухопарым, даже тощим человеком. Он, как цапля, шагал на своих длинных ногах. Но плечи были удивительно широки, словно он занимался французской борьбой. На орлином носу балансировало золотое пенсне, за которым прятались живые, умные глаза. В бакенбардах, обрамлявших продолговатое лицо, просвечивала седина, но волосы, разделенные прямым пробором, оставались блестящими и черными. Наиболее примечательным в облике Шампиона был его костюм, сочетавший в себе самые непримиримые противоположности. Высокие грубые ботинки на шнурках и плотные темно-синие полотняные брюки подошли бы любому рабочему. А безукоризненно чистый крахмальный воротничок и надушенный платок в наружном карманчике черного пиджака делали его похожим на сельского учителя. Все это придавало ему комичный вид.

Он с полуслова понял, что нужно его неожиданным посетителям, но терпеливо выслушал до конца длинную, пересыпанную витиеватыми выражениями речь Фауста.

– Сердцем и душой я ваш! – сказал Шампион, когда Фауст умолк. – Революции всегда были моей журналистской специальностью. Я, пожалуй, мог бы держать пари, что не опоздал ни к одной из них, если не считать Великую французскую! Россия – моя ближайшая цель, одной ногой я уже там. Но ради того чтобы вам помочь, господа, я готов отложить поездку… Нет, нет, не думайте, что я бескорыстен… Видите ли, мне выгодно поехать вместе с вами. Выгодно!… Ах, что я говорю! Да это неслыханная удача! Вы будете поставлять мне информацию из первоисточника. Я буду свидетелем того, как исполняются пророческие предсказания Энгельса о том, что центр мировой революции переместится в Россию. Я уже смакую заголовки: «Наш специальный корреспондент сообщает с поля боя русской революции: «Маузеры творят историю!», «Из моря крови встает богиня свободы!», «Боевики – слово, которое заставляет содрогаться царскую империю!»

– Однако вы же пишете умные вещи, – не удержался Русениек. – Тогда к чему такой тон ярмарочного зазывалы?

Шампион не обиделся, хлопнул его по плечу и лукаво подмигнул:

– Знаю, знаю! Но, господа, я не Эмиль Золя! Без декораций мне не обойтись! Я пишу для того, чтобы и волк был сыт, и овцы целы. Когда я рассказывал о негритянском мятеже в Уганде, когда я писал о восстании против кровавого диктатора Никарагуа генерала Доминго, когда сообщал о забастовке горняков Уэллса, редакторы думали, что Шампион ищет сенсаций. Им и в голову не приходило заподозрить меня в симпатиях к бунтовщикам! Зато простые люди меня все-таки понимали…